Такое использование объекта переноса объясняет побуждение к обожествлению другого человека, постоянное возведение определенных избранных людей на пьедесталы, вложение в них дополнительных способностей: чем больше они имеют, тем больше на нас воздействует. Мы участвуем в их бессмертии и таким образом создаём бессмертных. [47] Как образно выразился Харрингтон: «Я произвожу куда более глубокое впечатление на Космос, если среди моих друзей есть знаменитый человек. Когда ковчег отчалит, я уже буду на нём» [48]. Человек всегда жаждет, как правильно выразился Ранк, материала для своего бессмертия. Группам это также необходимо, что объясняет постоянный голод до героев:
“У каждой группы, большой или маленькой, есть «индивидуальный» импульс к вечности, который проявляется в создании национальных, религиозных и художественных героев и заботе о них... индивидуальность прокладывает путь этому коллективному импульсу к вечности…” [49]
Этот аспект групповой психологии может дать объяснение тому, что вводит наше воображение в ступор: не удивляет ли вас фантастическое проявление скорби со стороны целых народов, когда один из их лидеров умирает? Неконтролируемое эмоциональное излияние, ошеломленные массы, собравшиеся на городских площадях, иногда целыми сутками на пролет, взрослые люди истерически плачут и рвут себя на части, топчут друг друга огромной волной по пути к гробу или погребальному костру - как найти смысл в таком массовом, невротическом «водевиле отчаяния»? [50] Это показывает глубокое состояние шока от потери защиты от смерти. На некотором грубом уровне своей личности люди понимают: «Наш локус силы, что контролировал жизнь и смерть, может сам умереть; оттого и наше собственное бессмертие находится под вопросом». Все эти слёзы и неистовства, в конце концов, сводятся к самому себе, не к кончине великой души, а к кончение собственной и неминуемой. Тут же люди начинают переименовывать городские улицы, площади, аэропорты по имени покойника: всё равно, что объявить, что он будет физически увековечен в обществе, несмотря на собственную физическую смерть. Сравните недавний траур американцев по Кеннеди, французов по Де Голлю и особенно египтян по Насеру, в случае с которым это было скорее примитивное и стихийное излияние: немедленно раздался клич к возобновлению войны с Израилем. Как мы поняли, только козлы отпущения могут облегчить человеку его собственный суровый страх смерти: «Мне грозит смерть - давайте же будем обильно убивать сами». При случае кончины личности, что олицетворяет собой бессмертие, тяга создать козла отпущения должна быть особенно сильной. Также сильна, как это показал Фрейд, и склонность к панике. [51] Когда лидер умирает, то устройство, что человек использовал с целью отрицания ужаса мира, мгновенно выходит из строя; что может быть более естественным в таком случае, чем чувство той самой паники, что всегда стояла стеной ужаса за спиной человека?