Знаток этих идей имеет право задаться вопросом, какого рода книгу Браун выработал бы из своей гениальности, если бы он усвоил Адлера и Ранка с той же тщательностью, с которой он изучал Фрейда. В конце концов, именно Адлер и Ранк поняли отчаянное положение ребенка, не попадая ни во фрейдистскую ловушку внутренних инстинктов, ни в легкий энвайронментализм (теория о решающей роли окружающей среды в формировании личности). Как раз и навсегда сказал Ранк, на все будущее психоаналитиков и ученых о науке человека:
Каждое человеческое существо равно несвободно. Мы сами создаем тюрьму из своей свободы.16
Ранк критиковал взгляды Руссо на человека как порожденного свободным, а затем скованным путем обучения со стороны общества. Ранг понимал, что перед лицом во всем превосходящего мира ребенок не может мобилизовать запас своих жизненных сил и авторитет, необходимый для полноценного развития в жизни с безграничными горизонтами восприятия и опыта.
Мы пришли к уникальному этапу в развитии психоаналитической мысли. Полностью включив работу Адлера и Ранга на равном уровне с Фрейдом, современному психоанализу удалось сохранить упругость и трезвость ума без ошибок, крайних формулировок и догмы строгого фрейдизма. Как я вижу, книга Брауна представляет собой декларацию о том, что поле зрения полностью ограничено между психоанализом основателей и новейшей теоретической и клинической работой, без каких-либо существенных потерь. Даже на уровне синдрома, которым, по правде говоря, вполне оправданно обвинить родителей в том, что они не смогли создать адекватное человеческое существо – такого рода шизофрения - произошла заметная смена акцента, новое осознание трагических аспектов человеческой жизни. Никто не подвел этому итог лучше, чем Гарольд Сирлс, и я хотел бы подробно остановиться на его чувственном и авторитетном личном заявлении, которое, я считаю, исторически очень важно:
В «Честнат Лодж» два раза в неделю часовые разборы клинических случаев обычно имели отношение к пациентам с шизофренией.... Когда автор отправился туда, почти 12 лет назад, терапевты, в том числе автор, представляя эти случаи, часто имели тенденцию рисовать полностью или почти полностью черную картину взаимоотношений пациента в семье в детском возрасте. Чувственная атмосфера разборов заключалась в наибольшем обвинении родителей, нежели чем-либо еще. По прошествии лет, автор обнаружил, что разборы стали выражать все меньше и меньше такого обвинения, и все больше и больше трагедии жизни самих пациентов, которая является такой большой частью общей трагедии жизни для всех нас. Разборы стали часто представлять собой глубоко обременённый горем опыт, как для ведущего, так и для слушателей. Чувствуется, что совещание персонала теперь дает более правдоподобную картину жизни пациента, но эта картина, которая намного более потрясает, чем прежняя картина, которая имеет большую склонность к обвинению.