***
Собралось нас на привокзальной площадке много, дежурная сегодня добрая, сидит, глядит на нас в окошко, черный телефон охраняет. Вечер не жаркий, но и не холодный. Пацаны кто в чем, девчонки в платьицах и со скакалками. Гитарист Колька настраивает инструмент, разучивает «Есть такой парень», нескладная такая песня, но со смыслом, и девчонкам нравится. Рядом с вокзалом – гараж из серых деревянных досок, в нем стоят коляски с моторами путевых обходчиков. Они их руками ставили на рельсы, и чух-чух – двигались по железке.
В этих гаражах все и началось. Еще только вечерело, когда раздался сильный металлический лязг со стороны гаража. Ломом вырвали пробой с гаражных ворот. Туда вламывались трое дядек, почему-то в майках и заправленных в сапоги штанах. Телефон-то, оказывается, не работал. Добрая дежурная бегала вдоль вокзальчика и кричала, истошно кричала. Мы тоже, всем своим детским коллективом показывали, что видим злоумышленников. Они наплевали. Крошечный вокзальчик и гараж разделяла куча угля с увестистыми кусками, и они пошли в ход. Трое вытаскивали технику и мостили ее на рельсы, а мы их бомбардировали. Попали удачно раз-два и разозлили, кинулись они на нас. Мы врассыпную. Меня поймали за рубаху, она сразу порвалась. Затащили в гараж, там горела тусклая лампочка, я огрызался и обзывал их соответственно. Меня привязали веревкой к железному верстаку. Дядьки были недобрые. Особенно тот, что с синей наколкой на лице:
– Сейчас выебем тебя, сопляк, – процедил он сквозь металлические с налетом зубы, источая отвратительный запах изо рта.
Веревка-то была случайная или гнилая, и даже от моих слабых усилий просто развалилась. Я метнулся в угол, знал, зачем. Там стояла старая черная шпала, а в нее, на уровне моих глаз, был воткнут здоровенный сапожный нож. У моего отца был такой, только маленький, из старого полотна по металлу, заточенный наискось, как бритва. Этот же был с полметра высотой, обмотанный черной изолентой. Нож-косяк. Двое кинулись за мной, и любитель мальчиков первый получил в живот, согнулся, дернулся и сам себя распорол. Мгновенно все стало липким. Второй, при попытке схватить меня за горло, был распорот от плеча до кисти, он завыл дико. Третий, очумевший, пытался проскочить к выходу и получил удар в спину. Дежурная все же где-то позвонила, и двух милиционеров я встретил в угольной куче, весь в крови, с оружием дикарей в руках. Вокруг было тихо-тихо. Лица моих друзей, свет одинокого фонаря на крылечке вокзальчика и черный «бобик» с красной полосой…
Потом было много чего: тюрьма, допросы, очные ставки, призывы признаться и покаяться. Выводы следователя: пришел с ножом, напал и покалечил граждан, УК РСФСР, ст. 108, ч. 2 «Тяжелые телесные повреждения», до 12 лет заключения. Чуть меньше, чем я уже прожил на земле. Был кабинет судьи, мама плачет, я плачу, и судья плачет. У судьи очень серьезная фамилия. Сама из Москвы, школа с золотой медалью, красный диплом юридического факультета МГУ им. Ломоносова, и вот, она народный судья у нас, в жопе. Наверное, дочка Арбата.