Мы сидели за столиком у окна, где огни вечерней Москвы сливались в завораживающие ленты света, только я глубоко задумалась о давно забытом и чуть-чуть выпала из течения времени.
– Чувствую, мне не избежать подробного и обстоятельного рассказа, – встряхнула волосами, чтобы сбросить тени прошлого.
– Само собой, но чур ты начнёшь. И предупреждать надо, что вырастешь такой, я бы не сдался.
– Да всё отлично, переехала, работаю. А как твоя мама?
Лицо его потемнело и на секунду стало злым, но наваждение быстро испарилось.
– Ты же застала, когда с ней… Ну, ты помнишь? Вроде мы ещё в одном классе были. Ну конечно, застала, мы же из-за этого и переехали, – он откинулся на спинку кресла и странно посмотрел на меня.
Я занервничала. Неужели он мог вычислить меня? Но это же бред, или он несколько лет пристально следил за мной и всё-таки догадался о тёмной стороне. Мало того – сообразил, кто сделал это с его мамой, хотя ни одна живая душа не имела моего признания или хотя бы намёка на него. Нет, не может быть.
– Конечно, помню, но довольно смутно, – блефовать надо убедительно. – Надеюсь, с твоей мамой всё в порядке?
– Пожалуй, она справляется с невозможностью встать с кровати куда лучше, чем можно ожидать от человека, искренне любящего дорогие туфли больше, чем мужей, которые их оплачивают, – Мишка прищурился.
– Как-то жёстко для родного сына, – осуждающе покачала головой и тут же пожалела, что не прикусила язык.
– Брось, ты же слышала разговоры. Я отлично помню, как училки и даже дети шептались за моей спиной, и это приводило меня в ярость. Каждый день мне хотелось крушить всё вокруг, но это не помогало избавиться от правды.
– Ты о чём? – спросила после небольшой паузы, но поняла, что снова промахнулась.
– Ладно, забыли, – он отвернулся к окну, осушил бокал и и аккуратно поставил на стол. – Она была не только худшей в мире женой, которую можно получить за деньги, она ещё и матерью была не из лучших. Я издевался над тобой, потому что так можно было представить, что у тебя, Петрова, всё ещё хуже, чем у меня.
– Ясно. Наверное, хуже, если учесть, что я жила совсем одна с четырнадцати лет. Соседка заходила раз в неделю, а про дни рождения и торт со свечками можешь даже не спрашивать, приходилось устраивать рекордно грустный праздник самой, а уже в пятнадцать лет я выставила её вон, потому что научилась делать самостоятельно абсолютно всё.
– Лихо. Действительно, хуже. Зато сейчас моя мама умудряется знать про каждый чих про всех соседей, хотя не покидает пределы квартиры с тех самых пор. Мужья разбежались, но у неё всё ещё есть я. Оптимизм бьёт через край. Короче говоря, она в порядке, и я передам ей привет от тебя, на случай, если она помнит девочку из восьмого класса, из-за разборок и драк с которой её регулярно вызывали в школу.