Блаженство знать, к нему лететь душой,
Но пропасть зреть меж ним и меж собой;
Желать всяк час и трепетать желанья…
О пристань горестных сердец,
Могила, верный путь к покою,
Когда же будет взят тобою
Бедный певец?
…Часто садился он за фортепьяно и погружался весь в свою игру, не видя и не зная, что около него творится…
Он отличался весьма малым ростом и своеобразною физиономией, то далеко некрасивою, то увлекательною. Черноволосый, с коротким крупным и прямым носом, с выдвинутым подбородком, он закидывал постоянно голову назад, носом вверх, по инстинктивному желанию казаться выше… Всего поразительнее в нем оказывались глазки, то неподвижные и задумчивые, то сверкавшие искрами, то расширявшиеся и глубоко торжественные под наитием вдохновения сверхъестественного.
В мае 1826 года Глинка вернулся в Петербург.
13 июля 1826 года казнены руководители декабрьского восстания.
Глинка «страдал бессонницей».
…Повешенные повешены, но каторга 120 друзей, братьев, товарищей ужасна.
Любимый наставник, «благороднейшее, добрейшее, чистейшее существо» Кюхельбекер приговорен к заключению в крепость… и к каторге.
Лицейский друг Пушкина Пущин приговорен к каторге.
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился, —
И шестикрылый Серафим
На перепутье мне явился;
Перстами легкими как сон
Моих зениц коснулся он.
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он, —
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горный ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный, и лукавый,
И жало мудрые змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающим огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».
Душой всех мыслящих людей овладела глубокая грусть. Одна лишь звонкая и широкая песнь Пушкина звучала в долинах рабства и мучений; эта песнь продолжала эпоху прошлую, наполняла мужественными звуками настоящее и посылала свой голос в отдаленное будущее. Поэзия Пушкина была залогом и утешением.
Осенью 1826 года Пушкин был в Москве, читал друзьям «Бориса Годунова» у Веневитинова, у Вяземского и у Соболевского.
Тогда же приехал в Москву Глинка, «связанный более других с Мельгуновым и Соболевским, и присоединилась музыка», по словам М. П. Погодина.
О том, какое впечатление производил Глинка на слушателей в то время, живо рассказывает А. П. Керн, которую познакомил с ним в 1826 году Лев Пушкин.