Два толмача на развилке дороги и другие рассказы (Тихонова) - страница 16

«Ах ты, пигалица, глянь на нее, приказы раздает!» – удивляется Васятка, а ноги сами собой рядом с пигалицей усаживаются.

– Ты с Гольянки, что ль?

– Ага, и с Гольянки, и с Торунтаев. И с Антиповки, и с верхних деревень. И в полях, и в огородах. Я повсюду поживаю, везде бываю… А вот, глянь, венок-то мой готов – примерь-ка! – и васильки на голову Васятке пристраивает, любуется.—Красота!

– А сковорода тебе зачем?

–Эта? Блины печь. Работа такая. Кажный день срассвета до полудня блины пеку. То, бывает, дюжину, то две напеку, а нынче вовсе – шесть поспела,—и веселится.—Опять же, при случае —оборона, – и увесистую сковороду в руке примеривает.

– Мне домой пора, – отряхивает Васяткатесный венок с головы, закручивает холщовый узел и встает на ноги.

–Да пошутила я, не боись! Оставайся! А хочешь, песню тебе спою? – и затягивает протяжно.– Сокола лебедка угова-а-а-аривала…

– Че привязалась-то? – сердится Васятка и вдруг пугается – ноги не идут, не слушаются.

–Дак скучно мне, Василек, одиноко. Вот с тобой словом перемолвлюсь —и веселее. Давай, подпевай!..

Не летай ты, сокол мой, высо-о-о-око…

Опалишь ты, сокол, сильныкры-ы-ылья…

– Отпусти меня, нечисть! – в сердцах говорит Васятка и тут с ужасом понимает: а ведь и вправду нечисть!

Рыжая девка смотрит на него внимательно. Взрослеет на глазах. Вот она уже бабенка, а вот и старуха: лицо порезали морщины, покривели сверкавшие белизной зубы, повылезали из-под платка седые космы, глаза стали недобрыми и покрылись белесой пеленой.

– Опознал, Василек?Нечисть я, как есть. А и че с того?С нечистью уж и поговорить нельзя?Вот скажи, к примеру, как твой отец поживает, Николай Ильич?

– Откуда… ты отца моего знаешь?

– А как не знать, мы с ним старые знакомые, встречались, да и не раз, в знойные-то лета… Так какон, по-старому все? В колхозе председательствует? Здоров?

–Председательствует… Здоров…

– Ладно. А я ведь, почитай, всю деревню вашу знаю, особливо баб. Больно много бабы у вас в поле работают, в самую жару, цельными днями. То одна ко мне в обморок падет, то другая. Смотрю, вовсе вы, мужики, не жалеете их?

–Отпусти меня, не хочу помирать!– взмолилсяВасятка.

– Да не помрешь ты,чудной! Я ведь не злая, мне вас лишних не надобно. Разве от разговоров помирают? Поговорим, и отпущу тебя, понимаешь?

– Понимаю, попить бы мне, водицы бы…

–Эх, слабенький ты больно, – расстроилась нечисть и давай обратно молодеть, пока не обернулась рыжей девчонкой. – Не то что батюшка твой, Николай Ильич. Что ж, ступай, поклон ему от меня передай. И скажи – пусть-ка баб побережет. Полудница, скажи, велела!А не то троих еще до Ильина дня заберу…