— Вот что бывает, — заметил я, — если пить больше остальных. Ну так что, продолжим молчать, как утром на собрании, или наконец поговорим?
Я неторопливо обвел глазами гостей, уделив время каждому, как радушный хозяин. Ответом мне были бледные, почти бескровные лица, трясущиеся руки и полные ужаса взгляды, бегающие с неподвижных ног Меньшикова на остатки вина в бокалах перед ними.
— Я хочу, — в полной тишине продолжил я, — чтобы вы рассказали мне про Организацию, которая желает зла мне, моему роду, моему банку и всей империи. Я хочу знать о ней все, что знаете вы… Или вы открываете рты, или я всех вас убью.
— Да вы чудовище! — не выдержав, крикнул кто-то с другого конца стола.
— Зависит от того, — отозвался я, — что вы мне расскажете. А теперь говорите!
Собравшиеся судорожно заерзали на стульях, бегая глазами по скатерти, по вину, друг по другу, ища хоть какой-то выход и понимая, что его нет. Они сейчас и правда были как жуки в коробке, вдруг осознавшие, что только от меня зависит, будут они жить или все подохнут.
После секундной паузы один из дворян с шумом выдохнул:
— Я ничего не знаю!.. Вообще ничего!..
— Солжешь, — шагнув к нему, сурово произнесла Вэл, — отрежу тебе язык. Методы небесного суда это позволяют.
— Советую не лгать, — кивнул я. — Она разбирается во лжи.
Его глаза резко уехали на лоб.
— Знаю, что есть Организация! — затараторил он. — Знаю, что они хотели вас убрать! Но я не участвовал… Не хотел марать руки!..
Несколько мгновений хранительница небес пристально смотрела на него.
— Это правда, — наконец произнесла она.
— Кто следующий? — я отвернулся к остальным гостям.
— А противоядие? — нервно выдохнул допрошенный.
— Выпьешь вместе со всеми. Вернее, с теми, кто его заслужит.
Больше их не надо было уговаривать. Слова полились по залу, будто где-то в мозгах у присутствующих прорвало плотину. Слушая, я вычеркивал из списка в своей записной книжке строчку за строчкой. Даже Шереметьев сквозь стоны на полу выдавил признание. Хотя признанием это сложно назвать — как и все, кто говорил до него, князь знал про Организацию, но в ней не участвовал. Надо же, какое благородство: тоже не хотел марать руки, надеясь, что их замарают другие.
Закончив, он снова распластался по полу, а я вычеркнул из книжки очередную строчку.
“23. князь Шреметьев”
На пару мгновений клуб погрузился в тишину. Высказавшиеся медленно восстанавливали дыхание, как после панической атаки — так я на них влиял. Оставшиеся же — примерно треть присутствующих — кусали губы и беспокойно ерзали на стульях, опасаясь даже смотреть в мою сторону и не решаясь говорить.