– Я собирал информацию о своих соотечественниках, которые долго прожили на других планетах, – с видом учёного сообщил он Захарии, – Правда, таких не много, но все они живут до обычных сроков. Обычных для нас, конечно. Так что дело тут не в условиях и не в образе жизни.
Вестерман разочарованно хмыкнул, а Левинский расплылся в улыбке.
– Что, – спросил он, – тоже надеялся надышаться впрок нашим воздухом? Увы, не получится. На Клондайке надо родиться!
– Как сказать, как сказать, – подумал Захария, но вслух поблагодарил учителя за беседу и попросил, если можно, устроить ему встречу с мэром.
– Конечно, конечно! – с готовностью отозвался Павел. – Я провожу. Нет, ничего неудобного. Да ты же с Генри знаком! Я понимаю, конечно, что сразу запомнить всех невозможно, но ведь именно с мэром вы свалились под стол, когда танцевали джигу!
Минут через двадцать учитель привёл Вестермана к массивному двухэтажному зданию, на втором этаже которого проживал мэр с семьёй. Правитель планеты оказался седеньким толстяком с добродушной улыбкой. Он принял Захарию как давнего друга, стиснул в своих медвежьих объятиях и сразу спросил, каково ему после вчерашнего. Услышав, что всё в порядке, обрадовался громко и искренне и крикнул супруге, чтоб накрывала на стол. Время подходило к обеду, и Вестерман действительно чувствовал голод. Мэр пригласил и учителя, но тот отказался, весело сообщив, что по случаю раннего окончанья уроков решил сходить порыбачить.
Генри с Захарией просидели за столом до самого вечера. Жена мэра и трое его детей довольно скоро ушли, а мужчины так увлеклись разговором, что не заметили, как стемнело. Мэр, по существу являвшийся верховным правителем на Клондайке, сообщил гостю не так уж много. В частности, то, что населяет город – а значит, и всю планету – более тысячи человек. Точнее сказать невозможно, потому что никакого учёта здесь не велось. Примерная цифра определялась по размеру поступивших в казну налогов: каждый трудоспособный житель отдавал в бюджет одну десятую часть заработанного, переводя его либо в кусочки золота, либо в пушнину. За верностью отчислений никто не следил. Из полученной десятины одна десятая часть составляла зарплату мэра, а остаток распределялся на общее благо – жалование полицейского, дворника и учителя, а также закупку таких всем нужных вещей, как, например, электрический генератор, единственный вездеход и топливо для него, терминалы космического интернета и прочее. Вестерман ещё раз был изумлён пасторалью, царившей в этом медвежьем углу, и перевёл разговор на нужную тему.