Как желал бы навек я продлить
Первый миг роковой с нею встречи…
Всё целиком оно здесь, передо мной; более чем полностью: тут два лишних куплета, которые выпустил он… Что это? Что это значит? Ничего не соображаю; я чувствую только, будто большое, светлое, лучистое виденье дрогнуло, пошатнулось, заколыхалось и поплыло, съёживаясь, съёживаясь, становясь бледнее, меньше, туманнее; передо мной уже просто маленькая, тусклая, серенькая картинка, точно запылённая, мутная, а на сердце больно-больно…
Я не рассуждаю, ни в чём не даю себе отчёта, я только чувствую. Долго так сижу я, будто в тяжёлом сне. Наконец, возвращается ко мне способность рассуждать. Зачем, зачем понадобилась ему эта ложь?.. Солгать в такую минуту. И больше опять нет мыслей, ни одной… Хочется плакать… Жаль чего-то, так жаль!.. И я плачу горько-горько, как не плакала давно…
На следующий день я встаю кислая, вялая, безучастная. Вероятно, вид у меня ненормальный, потому что ото всех решительно я слышу один и тот же вопрос: «Что с тобой?» Это так мучает меня: сказать, конечно, никому не могу, притворяться же совсем не умею; попробовала было принять весёлый вид, пошутить, но это так трудно, так утомительно, потом ещё тяжелее сделалось, и я едва смогла справиться с собой. В классе говорят, объясняют, а я никак не могу сосредоточиться. Светлов два раза поднял меня на вопросы, но я, точно с неба свалившись, сказала что-то, вероятно, очень несуразное, потому что он с удивлением взглянул на меня и больше уже не трогал. Потом несколько раз, чувствуя, что кто-то смотрит, я бессознательно поднимала глаза и встречалась с его взглядом.
На уроке Андрея Карловича я окончательно вышла из собственных берегов, задумалась так, что ничего не слышу.
– Frа¨ulein Starobelsky! – наконец откуда-то издали доносится до меня.
Я поворачиваюсь.
– Frа¨ulein Starobelsky! Aber wo sind sie? [1] – улыбаясь, спрашивает он, а лицо у самого такое хорошее, ласковое.
От этого доброго голоса, от тёплого сочувствия, звучащего в нём, мне неудержимо хочется плакать. Слёзы подступают к самому горлу. А добрые, круглые глаза внимательно следят за мной сквозь толстые стёкла очков; вдруг, словно вспомнив что-то, Андрей Карлович деловым тоном обращается ко мне:
– Frа¨ulein Starobelsky, будьте так любезны спуститься вниз, в канцелярию, я там на столе, или на конторке, или, может быть, на этажерке между книгами забыл свою записную книжечку. Пожалуйста, поищите, а то мне стольких сегодня спросить нужно… Уж вы извините.
Милый, добрый человек! Я убеждена, что он никакой книжечки не забывал, а просто хочет дать мне прийти в себя. Добрая душа!.. Не торопясь, напившись предварительно воды, спускаюсь я вниз, обшариваю всю канцелярию – конечно, ничего. Возвращаюсь с пустыми руками.