– Ach mein Gott! Извините, пожалуйста, она у меня тут, в кармане, а я вас беспокою. Ох, что значит старость, всё забывать начинаю.
Это он-то? Который чуть не наизусть знает отметки учениц всех классов и никогда ничего не забывает.
– Муся, родная, что с тобой? – заботливо обнимает меня Вера. – Скажи, может быть, я чем-нибудь помочь тебе могу?
Одну минуту мне хочется всё, всё рассказать ей, ей одной, она поймёт; но нет, не могу, больно.
– Не спрашивай, Вера, потом, когда-нибудь.
То же самое отвечаю я и мамочке, которая не на шутку встревожена.
– Ты была такая весёлая вчера… – недоумевает она. – Здорова ли хоть ты?
– Да, мамусенька, не беспокойся, только мне говорить не хочется.
VIII
Объяснение. Белые цветы
Через день после этого, как и собирался, пришёл Николай Александрович. Явился такой весёлый, насыпал сразу целый град шуток, острот, как всегда бывало с ним, когда он в хорошем настроении. Но ни шутки его, ни остроты вовсе не казались мне забавными. Пристально, внимательно, словно в первый раз, разглядывала я его. И голос, и лицо, и манера говорить, всё то же, ведь передо мной тот самый, так давно знакомый мне человек; почему же, почему кажется он иным, новым и совсем посторонним? Он почти тотчас же спохватывается, что мне не по себе; вся весёлость мигом исчезает, и уже с тревогой в голосе подходит он ко мне:
– Что с вами, Марья Владимировна?
Но я ничего не отвечаю и всё время избегаю говорить с ним с глазу на глаз.
– Вы сердитесь на меня? За что? Что случилось? – наконец улучает он момент, чтобы спросить меня.
Я снова пристально смотрю на него, вслушиваюсь в его слова… Вот опять оно, то же лицо, которое я видала там, на скамеечке; так же звучит и голос его; но не дрожит, не бьётся радостно моё сердце, как в тот памятный вечер, не становится так легко и отрадно на душе. Я только слышу и вижу, больше ничего. Но ведь это же он, он самый? И он, и не он: словно вдруг, по какому-то волшебству, свалился окутывавший его прежде светлый, искрящийся, нарядный чехол, и стоит он теперь серенький, тусклый, поблёкший, такой обыкновенный, заурядный, невзрачный…
– Марья Владимировна, пожалейте же меня, скажите, что случилось. Почему вы так странно относитесь ко мне? Почему так недоброжелательно, почти враждебно смотрят ваши глаза? Ради бога, в чём дело?
Что могу я сказать. Молча подхожу я к этажерке, беру с неё злополучный том и протягиваю ему:
– Прочтите эту книгу, всю, всё просмотрите, тогда вы поймёте.
Он смотрит на заглавие.
– Что-то знакомое, вероятно, читал, – говорит он, собираясь перелистывать её.