Карета въехала во двор. В окнах Эбер-Фолла ярко горел свет. Когда я вошёл в холл, меня встретила домработница. Совсем забыл о ней. Хиодхон вернулся, и в её услугах я больше не нуждался.
Приказав фамильяру рассчитать её, я отправился в столовую. Почуял запах жареного мяса, ещё когда подъезжал к воротам.
Только я совсем не ожидал увидеть там Монгрейт с подносом в руках. Увидев меня, она застыла, а потом непринуждённо поставила блюда на стол.
– Что вы делаете? – поинтересовался я, смотря в сторону холла.
– Накрываю на стол, – ответила она, как нечто само собой разумеющееся.
– Я вижу, но этим должен заниматься Хиодхон.
– Он занят, а мне бы хотелось чем-то себя занять. Мне не трудно.
– Это что, всё готовили вы?
– А что в этом такого? Мой папа обожал мою кухню. Не стойте, проходите.
Я потёр виски. Хиодхон, как он мог? Я даже почувствовал предательство с его стороны. Продолжает устраивать «сюрпризы».
Молча сел за стол, а Ламия взяла тарелку и принялась сама хозяйничать. Настороженность сменилась интересом, леди так ловко справляется с выбранной ролью, что можно заглядеться, в то время как аппетит разыгрывался всё больше. Ловил себя на мысли, что со мной явно творится что-то не то, я ведь должен сейчас развернуться и уйти, но вместо этого жажду попробовать это всё на вкус.
– Ваш фамильяр рассказал про одну вашу слабость, – улыбнулась Ламия.
Минутному расслаблению пришёл конец. Что за секрет мог рассказать этот паршивец?
– Не смотрите на меня так, как будто собираетесь укусить, – вдруг засмеялась она.
– С каких это пор вам открылся талант непринуждённого флирта?
– Флирта? – удивлённо переспросила Монгрейт, поставила мне тарелку и взялась за свою. Её лицо было таким, будто она не верила в свои способности. Или снова вводит в заблуждение, чтобы компрометировать. Хотя, да, о чём это я, флирт и искусство обольщения – не про леди Монгрейт. И те милые панталоны тому подтверждение.
– Не знаю, о чём вы думаете, а я думаю о еде, – села Ламия, взявшись за приборы. – Приятного аппетита.
Я усмехнулся, наблюдая, как Монгрейт отрезает кусочек золотистой сочной мякоти и отправляет себе в рот, блаженно прикрыв ресницы.
Взял вилку и нож – с тем аппетитом, с которым ела Монгрейт, сдерживаться уже не было сил.
– Неплохо, – распробовав, произнёс я.
Ламия на миг перестала жевать.
– Что? – спросил, видя её растерянное удивление.
– Не думала, что вам понравится.
– Почему не думали?
– Знаете, вам сложно угодить. Всё это я старалась готовить для себя.
– Можно подумать, что только этим и занимаетесь, чтобы угождать мне.