Я женился в самый разгар борьбы с безродным космополитизмом на студентке Галочке Кацен, которая тоже оказалась с "пятым пунктом". Верный своему принципу, я этому факту особого значения не придавал. Будь моя Галочка не еврейкой, а русской, китаянкой или даже папуаской, я все равно на ней женился бы! (Как потом выяснилось, Галочка, наоборот, придавала моему "пятому пункту" решающее значение.)
Однако папа, твердокаменный большевик, вдруг встал на дыбы, категорически возражая против моей женитьбы на особе с "пятым пунктом". Он призывал меня брать пример с двоюродных братьев и сестер, создавших смешанные семьи.
- А почему ты сам женился на моей маме, разве ты не знал, что она еврейка? - спросил я его напрямую.
- Объективно это было ошибкой, хотя мы с твоей мамой сошлись на платформе пролетарского интернационализма, - признался папа.
Но я взял и повторил папину ошибку, в результате чего мои дети тоже оказались с "пятым пунктом" - и путь в аспирантуру им был закрыт.
Это еще полбеды. Главная беда, на мой взгляд, в том заключалась, что мои дети о пролетарском интернационализме лишь понаслышке знали. Они в иную эпоху росли, в эпоху спирто-водочного патриотизма...
Я, к примеру, в их возрасте на практике пролетарский интернационализм успел познать. Когда Атаман принял меня в хулиганскую шайку, где вместе орудовали огольцы разных национальностей, населявших наш пролетарский двор, я там настоящую интернациональную закалку получил.
Став в шайке своим, я освободился от ужасных оков расовой дискриминации, которой подвергался как презренный "жидокитаец" (еврей + китаец), и меня перестали донимать дохлыми лягушками. Я убедился в том, что огольцы только чужих дразнят жидами, но в шайке среди своих никакого антисемитизма нет. Когда, к примеру, Абрашка-Верблюд обокрал пивной ларек, легавые заподозрили в этом Витьку Козла и Пашку Косого. Но русский и чуваш не выдали милиции еврея, хотя обоих за это на целый год упрятали в колонию для малолетних правонарушителей.
А разве меня самого не спас Мишка Ручкин по прозвищу Кабан? Потомственный русский пролетарий, сын паровозного машиниста дяди Васи, сам работавший на "Хруще" учеником слесаря. Кабан спас меня, еврея, рискуя своей жизнью! Он ведь тоже мог попасть в плен к фашистам, когда мы на окопном фронте драпали из окружения. Но во время паники он не бросил меня с больной ногой, а тащил на себе... Должен сказать, что, будь он на моем месте, я бы тоже его не бросил: ведь мы же были из одной шайки. Тех, кто своих бросал в беде, огольцы считали последними легавыми, еще хуже милиционеров.