Однажды, возвращаясь вечером с партсобрания, посвященного борьбе с безродным космополитизмом, я, задумавшись, забрел в темный переулок, где был окружен подвыпившими хулиганами. Если бы хулиганы меня тогда избили, то, возможно, национальное самосознание пробудилось бы у меня лет на двадцать раньше.
Поначалу я подумал, что они грабить меня собираются, и отдал им последнюю тридцатку, объяснив: мол, я только институт окончил, у самого до получки ни копейки не осталось... Однако "патриоты" меня не отпустили.
- Ты тридцаткой не отделаешься, космополит пархатый, мы тебе покажем, как правительство отравлять! И за Ташкент ты нам ответишь, за то, что вы скрывались там, когда русский народ кровь на фронте проливал! - стали они на меня наступать.
- Ребята, вы ошибаетесь, я не космополит! - закричал я. - Не бейте, я тоже патриот... я в пехоте воевал, на передовой...
- Врет он, на передовой очкариков не было!
- Бей жидов, спасай Россию!
Но в этот момент рядом послышалась трель милицейского свистка, затем последовал окрик: "Граждане, прошу разойтись! Насчет космополитов приказа еще не было!" Слава богу, я отделался испугом.
(Роковой приказ не успели отдать из-за страшной утраты, обрушившейся на советский народ и все прогрессивное человечество: я не смог сдержать слез, узнав о кончине родного товарища Сталина, заменявшего мне в детстве маму.)
Но даже после таких досадных недоразумений я оставался стоять на платформе пролетарского интернационализма подобно стойкому оловянному солдатику из сказки Андерсена. А платформа между тем сошла со сталинского пути и поехала в cветлое будущее по ленинскому...
Конечно, дорогие читатели, путь этот не был гладким, особенно впоследствии, когда мои дети стали подрастать.
Не буду сгущать краски - меня окружали очень приличные люди, некоторые из которых, возможно, в душе евреев не чтили, но зато ко мне лично относились прекрасно. Да и мог ли антисемитизм процветать в издательствах и редакциях, где я сотрудничал, если там евреи сидели через одного? (Исключая лишь Татгосиздат, там я был в единственном числе.)
А в московском горкоме художников книги, в котором я состоял на профсоюзном учете, неевреев числилось так мало, что они просто терялись в общей массе. Если учесть, что с переходом в ряды нештатников-надомников я к отделам кадров перестал иметь отношение, то можно сказать, что после XX съезда КПСС на собственной шкуре антисемитизма я почти не чувствовал, не считая мелких хулиганских выходок со стороны отсталых и нетрезвых граждан в общественных местах.