– У-у-у, – сразу поскучнела я. – А говорил – романтика, романтика… Нужник ел со мной… Лепестками всё засорил вокруг!
– Слушай, Василиса! Ты мне доверяешь или как?
– Ежели выбирать, то, наверное, или как, – осторожно ответила я, примериваясь ладонью к ручке сковороды.
– Пояс я твой снять хочу, – вздохнул Мороз, вооружившись тонким шилом. – Надо? Не надо?
А правда. Надо ли? Привыкла я к поясу-то, да и соблазну меньше! Но Мороз ведь подарки дарил. А матушка завсегда говорила: возьмёшь хоть брошку, хоть лепёшку, век не отмажешься, должная будешь!
– А тебе-то зачем надо? – я решила стоять на своём до конца-краю. Ну, может, и сдамся маленько, однако намеренья Мороза знать хотелось.
– Видишь ли, Василиса-не-знаю-как-тебя-по-батюшке. – Он маленькими шажками, точно крадучись, придвигался ко мне. А я так же, маленькими шажками, отодвигалась. – В моём мире принято друг другу доверять. Конечно, обман всегда возможен, но в основном доверие – это хорошая штука! Это во-первых.
– А во-вторых?
Мы сделали пол-оборота вокруг стола.
– А во-вторых, разве тебе не натирает там ничего?
– Так ведь приноровилась, приспособилась.
Ещё пол-оборота.
– А как собралась стри… нижнее бельё, что я тебе подарил, примерить?
– А на пояс.
– Таким варварским образом это не носят.
– Ничего, как-нибудь…
Похоже, Морозу надоели наши топтания вокруг стола, потому что он рявкнул:
– Не ломайся, Василиса! Планы у меня на тебя, с поясом никак не совместимые! Давай, обнажай булки без разговоров!
– Каки таки планы? – я даже растерялась на миг, потеряв бдительность, чем этот шут гороховый, смен в халате, ирод иноземный и воспользовался. Схваченная сильными руками, поваленная на кровать, я завизжала, как всякая приличная девица, но поцелуй заставил меня замолчать. Ох, жарко мне стало, а после морозно, а после снова жарко…
Муж-то, поганец, никогда меня так не целовал! Вообще никто меня не целовал, к чему врать? А губы какие мягкие… А руки ласковые… А сам Мороз хоть куда, даром что староват!
Размякла я от сладости, разлившейся по груди, позволила подол платья задрать, хоть и соромно стало, али и горячо, ой, горячо! И зашептала Морозу:
– Что же ты со мной делаешь, дедушка?
– Какой я тебе дедушка? – проворчал он, склоняясь над моим животом. – Совсем уже девки обалдели! Всем молоденьких подавай, а в тридцать шесть тебя в расход, на кладбище, списывают… Да-а-а, замочек интересный! Защита, наверное, не хилая…
– Морозушка, стесняюся я, – простонала от неизбежности да в подушку уткнулась, чтобы красное лицо не показывать ему.