Протяжный вой ножом резанул по сердцу, но я слышала и рыки. Только бы жив оказался, только бы не умер. И одежды не осталось совсем после чудного превращения. Можно было бы шубу Морозовскую на медведя накинуть, да только нет ничего – испарилось, словно по волшебству.
Страшный хрип эхом прокатился по лесу, взъерошил верхушки деревьев, спугнул спящих птиц. Все вокруг будто замерло, застыло, как если бы время остановилось. Подниматься да и вообще двигаться было страшно, но я заставила себя.
Ноги казались ватными. Я пробиралась ползком, осторожно, едва-едва. Боялась, что медведь сейчас вскочит, но нет. Они оба лежали на снегу. Два темных пятна. Не двигались, и казалось, что даже не дышали, да только вокруг на снегу алели кровавые капли и разводы. Чудилось, что горячая кровь разъедает снег, расплывается, забирает все новые и новые территории, но я заставляла себя пробираться дальше, заставляла не смотреть, не думать, потому что уже пребывала на грани обморока. Еще чуть-чуть. Еще совсем немного.
Слезы брызнули из глаз сами собой. Обожгли щеки, скользнули на застывшие от холода губы. Зверь лежал рядом с медведем – глаза закрыты, еле дышит, шерсть мокрая, а под ним кровавый снег…
– Морозушко… – прошептала я, едва размыкая губы. – Морозушко…
Пес словно замер на секунду, с большим трудом приоткрыл глаза и попытался встать. Только попытался, как сразу же повалился обратно, а снег под ним стал густой кашей. Не могла сдержать всхлипов:
– Я сейчас, я сейчас. Ты только лежи, слышишь? Лежи и не вставай, Морозушко. Только не вставай, я сейчас!
Поднявшись на ноги, я в панике заметалась по поляне, но за что хвататься – не знала. Так и остановилась, ощущая себя беспомощной. Хотелось лечь, свернуться в клубочек и чтобы меня пожалели, но на это просто не имела право. Понимала, что я одна посреди ночи в глухом и страшном лесу, а Мороз умирает. Может умереть, если я его не спасу.
Замерев, я сделала глубокий вдох, но на медленный выдох времени не было. Быстро снимала с себя шубу и расстилала ее прямо на снегу, чтобы осторожно перетащить на нее пса. Он даже глаз не открыл, но плакать и стенать было некогда. До избушки его точно не дотащу, да и не найду ее ночью в лесу-то, а вот до бурелома запросто доберемся.
Холод проникал под кожу, ложился стеклом на волосы, рисовал иней на ресницах, а я упорно тащила пса к бурелому, уже не чувствуя собственных рук. На снегу оставался примятый след от шубы. Зло растирала слезы по щекам, что никак не хотели останавливаться. Эх, луна, помоги мне да придай сил, дай смелости…