— А чего это он в путах, а, Всеволод Михайлович?
Юрий Ингваревич обратился к князю Пронскому, на что тот коротко бросил в ответ:
— Дерзил.
Государь Рязани невесело усмехнулся, после чего обратился к воеводе:
— Ну, признаешь своих воев?
Твердислав Михайлович — так зовут нашего воеводу — спокойно ответил:
— Конечно, признаю. Справные, ладные вои. Кречет — голова лучшей в Ельце сторожи, Егор — его племянник. Никогда ничего злого за ними не водилось.
Князь кивнул — словно бы чуть разочарованно, после чего уточнил:
— А что, действительно их сторожа ходила за полонянником для боярина моего, Евпатия Коловрата?
И вновь воевода утвердительно склонил голову:
— Было такое, я Кречета потому и оставил в граде со сторожей, чтобы языка в степи взяли, да боярину доставили. Тот хотел взять полонянника с собой, в Чернигов, чтобы князь Михаил Всеволодович о рати супостата узнал от поганого.
Юрий Ингваревич крепко задумался и заговорил примерно после минутного молчания, обратившись к Кречету:
— Ну, а чего ж тогда боярин написал не мне, а княжичу в Пронск?
Дядька, не раз обговоривший со мной все детали, легонько пожал плечами:
— Да потому как веры полоняннику особой не было, княже. Великая рать выходит, эти четырнадцать тумен… Правда, он сказал, что не все силы хана в кулак собрались, что ждет Батый прихода тумен из степи со дня на день. Также толковал, будто есть у хана мастера, что умеют пороки строить — и потому в обозе вражеском следуют они под крепкой охраной. С мастерами умелыми, грамотными, поганым стены наши деревянные на один удар! Наконец, молвил полонянник, что зимой рать вражья собирается идти войной на Русь, замерзшими реками продвигаясь, потому как это лучшая дорога до наших городов да весей!
Уже на словах о приходе подкрепления хану из степи, князь Рязанский весь будто подобрался, что не укрылось от Всеволода Михайловича. Когда Кречет закончил говорить, последний негромко уточнил:
— Слышал о таком?
Юрий Ингваревич односложно ответил:
— Слышал.
После чего задал вопрос мне:
— А имена вождей полонянник ваш не называл?
Быстро бросив на дядьку короткий, упреждающий взгляд и чуть мотнув головой, я поспешил ответить:
— Некоторые. Помимо Батыя, Кюльхан — сын самого Чингисхана. Мунке, Бури, Берке, Байдар — все они внуки Чингисхана. Наконец Субэдэй и Бурундай — это князья-нойоны. Еще я слышал о Пуреше, князе мокшан…
— Достаточно.
Владыка Рязанский надолго задумался, внимательно рассматривая нас с Кречетом, переводя взгляд с одной на другого. Наконец, он тяжело, с какой-то глубокой, потаенной болью спросил: