"Голова" в притворном смущении вскинул руки:
— Так я лишь твою придумку только и развил!
Дружинники одобряюще засмеялись, Микула дружески хлопнул меня по плечу, а "голова" пружинисто вскочил на ноги:
— Ну, коли условились, то после у княжича вразнобой не говорите — чтобы нам поверили, нужно отвечать в один голос. Полонянник сказал — четырнадцать тумен у Батыя, сто тысяч воев, пороки. Коловрат не поверил — мы поверили. Все понятно?
— Чего непонятного "голова"? В один голос и скажем, правильно я молвлю, братцы?!
— Правильно, Микула!
Старший дружинник как видно действительно озвучил мысли остальных воев — их поддержка была столь искренней и дружной, что заставила меня вновь широко улыбнуться и на мгновение поверить в то, что у нас все получится. А Кречет меж тем, громко воскликнул:
— Ну, тогда и нечего рассиживаться, коль время наше столь дорого! Поспешим же в Пронск, к княжичу Михаилу!
Сторожа принялась быстро, впрочем, без излишней суеты собираться. А вот я, озадаченный вдруг пришедшим в голову сомнениями, выбрал удобный момент и подошел к дядьке:
— Кречет, я тут подумал… А если во время вылазки под Ижеславлем наша рать не сумеет уже по льду отступить?
"Голова", поправляя седло на своем коне, ответил после недолгой паузы:
— Все может быть. Так и на все Божья воля… Вон, видения же Господь послал тебе — не просто так! Да и потом, не сумеют прорваться наши на лед и уйти — значит, отступят в крепость. А вернее так — конные гриди верхами все же уйдут, а пешцы вновь в крепости укроются. Попробуй Ижеславль тогда взять без пороков, коли там сильная дружина встанет!
Мне осталось лишь пожать плечами — многое неопределенно, но план "головы" действительно имеет определенные шансы на успех…
Кружной путь от Ельца до Пронска показался мне довольно сложным — более-менее наезженные грунтовые дороги сменяются узкими лесными тропами, петляющими порой, словно серпантин. Пока что в день мы проходим километров по пятьдесят — и на текущий момент преодолели примерно половину пути, если верить Кречету, оценившему его в две с половиной сотни верст. Не так и плохо! Но если сегодня-завтра начнутся дожди — вчера под вечер небо заволокла пасмурная серая хмарь, нынче нависшая прямо над головой — маршрут станет совершенно непроходимым!
Батый поступает очень мудро, решив напасть на Русь зимой. А вот сколько времени будет в запасе у нас, если с небесной тверди потоком хлынет вода? В таких условиях, зараза, землянок уже не нароешь…
Сейчас мы вновь следуем по лесной дорожке — местами сужающейся так, что вдвоем уже не разойдешься. Лошади идут друг за другом вслед, шаг в шаг, так, что править Буяном не требуется, и от мерного покачивания в седле глаза буквально слипаются… От сна меня отвлекает покуда не приевшаяся, первозданная красота осеннего леса. Деревья еще не целиком сбросили желто-красную листву и теперь радуют глаз переливами многоцветья, да обоняние ласкает сладко-пряный аромат прелой листвы… На рассвете здесь хорошо — когда мы впервые заночевали на опушке леса, то утром сторожу разбудил многоголосный птичий концерт, звучащий для меня, насквозь городского жителя, крайне необычно и одновременно с тем буквально сказочно! Пение птиц было всеобъемлющим, оглушающим, оно заполнило все пространство вокруг — словно это был спаянный, слаженный концерт с гениальным дирижером, в роли которого, впрочем, выступила сама природа.