Я замер, неверяще и одновременно с тем с восторгом рассматривая вошедшую в гридницу незнакомку, даже не подумав о том, что этом может быть жена княжича — а за столь дерзкие взгляды муж может с меня и спросить! Но нет же, не жена — иначе была бы в платке, точнее гораздо более богатом и изысканном головном уборе типа кокошника, скрывающем волосы и подчеркивающем статус замужней женщины… В какой-то момент я ясно ощутил, что испытываю острое, буквально непреодолимое желание заговорить с ней — вот только что я мог сказать?! Но испытав подобную потребность, я в тоже время словно бы «включился» в происходящее — как раз чтобы услышать вердикт княжича на явно оборванную речь растерянного и смущенного Кречета:
— Я подумаю, что можно сделать. Но если князь Юрий Ингваревич решился принять бой на Вороноже, не пуская ворога в земли княжеские, то так тому и быть!
И вот в этот самый миг я впервые разлепил рот, заговорив резко и решительно:
— Если рязанская рать вместе с пронскими, муромскими и прочими витязями примет битву, она погибнет целиком — а после погибнете и все вы.
— Что ты сказал?!
Княжич Михаил Всеволодович в изумление и недоумение направил на меня свой взгляд, будто бы увидев впервые. Но я даже не посмотрел в его сторону, как и в сторону очумело вытаращившегося на меня Кречета. Свои глаза я обратил на нее — и повторил для нее, уверенно, с легким вызовом в голосе:
— Если вы сейчас же не отправитесь к отцу и не убедите его поговорить с князем Юрием Ингваревичем, то через несколько седьмиц обратитесь в пепел вместе со своим градом.
Михаил Всеволодович смерил меня с ног до головы неприязненным взглядом, но прежде, чем он открыл рот, заговорил один из дружинников — с этакой насмешкой человека, едва ли не физически ощущающего свое превосходство:
— Это кто же у нас такой дерзкий? Ты как с княжичем разговариваешь, а?! Уж не хочешь ли быть поротым, стервец?!
С едкой усмешкой посмотрев на говорящего, с явным неудовольствием оторвавшись от созерцания княжны (ну а кто еще мог так запросто войти в гридницу из незамужних дев?!), я подождал, пока ближник Михаила начнет наливаться дурной яростью под моей ухмылкой, после чего ответствовал, буквально на мгновение опередив вспышку гнева последнего:
— Говорит тот, кто уже был в степи и скрестил саблю с татарами. Говорит тот, кто был при первом разговоре с полонянником. Четырнадцать тумен. Четырнадцать! И в каждой тумене изначально было десять тысяч воев. В орде Батыя сейчас не менее семи рязанских ратей — вы, вообще, слушали Кречета? А не верите нашим словам — так спросите бродника, примкнувшего к стороже, он как раз с Дона на Русь шел. Он сказанное подтвердит — слово в слово… Так вот, если рать княжеская погибнет, ни один из городов наших не устоит перед ворогом, и ни отсидеться вам за стенами крепкими. У Батыя множество хитроумных китайцев на службе — те строят пороки, и им тарасы рубленные проломить не проблема. Как и перебросить через них горшки с зажигательной смесью, чтобы зажечь город… Боярин Коловрат нам поверил и передал грамоту с посланием для князя Михаила Всеволодовича — и только в ваших руках сейчас судьба рязанской рати. Да и всего княжества!