Правитель Пронска вновь обернулся ко мне, вновь смерил с ног до головы взглядом — теперь, правда, оценивающим, после чего разлепил губы и с едкой насмешкой в голосе ответил:
— Ну, говори.
Не отпускаю взглядом его глаза, я быстро, возможно излишне волнуясь, начал перечислять необходимые мероприятия для защиты крепости:
— Прежде всего нужно знать, что пороки татарские бьют на триста шагов. Свыше этого расстояния только самые большие и мощные из них, манжаники, могут метать уже не валуны или ледяные глыбы, а легкие горшки с зажигательной смесью — к примеру, за стены. А чтобы они не смогли на это расстояние к детинцу приблизиться, достаточно выкопать еще один ров как раз за триста шагов от его западной стены. А ещё от него и до самой крепости нарыть глубоких волчьих ям, да врыть в землю надолбы. Пока татарва все это засыпать будет, да по морозу, когда почва уже затвердеет, время пройдет немало.
Михаил Всеволодович согласно кивнул головой, коротко заметив:
— Неглупо. Можно постараться успеть ров выкопать до первых холодов… Еще что-то?
— Да, княже! Коли вы все постройки за полторы сотни шагов от стены крепостной внутри детинца разберете, уже ни один горшок с «земляным маслом» ничего зажечь не сможет. А из полученного дерева можно возвести двойной частокол шагах в двадцати за гроднями крома! Да вырыв хоть небольшой ров у основания тына, землю из него набить внутрь новой стены. И ворота расположить в ней ближе к одной из глухих башен — тогда монголы, коли даже и прорвутся за внешний обвод детинца, будут вынуждены идти к ним по дну рва, под обстрелом защитников и с частокола, и с башни. Причем то, что тын окажется ниже прясел рубленной стены, для вас хорошо вдвойне — татары до последнего не будут знать, что есть внутренняя преграда, да и горшки с зажигательной смесью, перелетая через тарасы, не сумеют зажечь частокол. И с лестницами внутри ведь развернуться будет ой как непросто! У ромеев подобное устройство крепости называется "периболом" и в Корсуни внешняя стена с суши защищена именно так.
В гриднице ненадолго повисло изумленное молчание, и нарушил его, как ни странно, второй, уже в годах, дружинник, обратившись к Михаилу Всеволодовичу:
— Зело грамотный это муж, княже. То о чем он говорит — правда, я этот "перибол" в Корсуни своими глазами видел по молодости лет… Я воевода Мирослав, дружинный — а вот ты свое имя еще не назвал.
Внутренне подобравшись, я быстро ответил:
— Егор.
Кивнув мне, воевода ответил, вновь обратившись к властителю Пронска:
— Дозволь Михаил Всеволодович, мы и дальше послушаем молодца, коли ему есть что сказать.