Я никогда не изменяла мужу. За десять лет совместной жизни мне встречались разные мужчины, которые были не прочь разбавить моим обществом свою интимную историю, но я вежливо сводила их интерес к нулю. О Хансене я не могла сказать того же с полной уверенностью. Он был хорошим человеком, любил дочку и меня и старательно скрывал свои мимолетные интрижки на стороне. При том, что мне приходилось много времени проводить в полетах, такой расклад устраивал нас обоих. Моя жизнь очень скоро превратилась в погоню за новыми открытиями, я жила в вечных поисках, старательно игнорирую пролегшую между нами пропасть, и единственным, что находилось между, была наша дочь Эмили.
Задерживаясь взглядом на линии бедра Итана, я думала о том, как это должно было быть нелепо. Мы занимались любовью, словно вокруг больше ничего и никого не существовало. Он делал все, чего я хотела, будто угадывая… нет, зная наперед все мои предпочтения.
Мне нужно было как-то пережить одиннадцать лун, не скатившись в абсолютное безумие, в котором я подозревала Гонсалеса. Он уже мертв, ему не помочь, но мне еще нужно добраться домой, увидеть дочку и крепко обнять, сказать ей, что все будет хорошо. Только это все еще держало меня на плаву. И если не создавать внутренний конфликт, отрицая собственные галлюцинации, а научиться с ними сосуществовать, это могло меня спасти.
Итан мог меня спасти.
– Забыл сигареты, – с досадой сообщил он, прошарив карманы джинсов.
– Здесь нельзя курить.
– Плевать.
Итан улыбнулся и прижал меня как хрупкого подростка к себе.
Сообщение в Центр, включающее в себя известие о гибели капитана Гонсалеса и моем нестабильном состоянии, было отправлено полчаса назад. Я просмотрела свою почту и почту Гонсалеса. Ничего кроме обновленной карты движения гигантского торнадо на Нербус 5 там не нашлось. Угроза миновала и чудо неприветливой к людям планеты пошло на спад, а значит, дополнительные расчеты не потребуются. Писем из дома не было, должно быть там сейчас в самом разгаре День Благодарения, а это значит, что у меня еще есть по меньшей части одни земные сутки, чтобы подготовиться к решению Центра. Все высокопоставленные лица в этот момент, наверное, подоткнув за воротник салфетку, разрезают жирную индейку в кругу семьи и благодарят бога.
Меня осенило проверить бортовой журнал, записи в котором вел Гонсалес. Я надеялась найти ответы на мучившие меня вопросы, но как того и следовало ожидать, записи обрывались на двадцать четвертом луне. Капитан делал записи дважды в лун, утром и вечером, изредка, если было что-то чрезвычайно важное, делал дополнительные заметки. А это означало, что утром двадцать пятого его уже не было в живых.