— Он принудил тебя?.. — на отца было страшно смотреть. Сейчас в черноволосом мужчине проявлялись какие-то звериные черты. Те, которых я никогда в нем и не видела.
— Нет. Попытался… меня спас…волкодлак, пап. И самое обидное, деревенские считают, что я вру. Потому что не видели его. Хотя он стоял ко мне так же близко как я вижу сейчас тебя!
— Подожди, а ты как его увидела? Волкодлаки — твари Троп, их так просто не рассмотреть. Только если… Где твоя линза, Виталина? — он сузил глаза, ища на моем лице ответ на вопрос. Я устала встала и упрямо вздернула подбородок.
— Не знаю где. Потерялась. Пока они меня держали.
Большие ладони сграбастали мои худенькие плечи в медвежьи объятия.
— Девочка моя. Не пугай меня так, — грудь отца вибрировала от мощного голоса. — Я уже подумал, что придется убить паршивца.
— Потом пришел староста, и обвинил меня во вранье, — всхлипнула. — Давай уедем отсюда, пап? Я больше не могу тут… среди этих…
— Тш-ш… Вита. Ты и сама далеко ли ушла от них? Выучила уже тот список трав, что я тебе приготовил? — он отстранил меня от себя и вопросительно поднял бровь. Я мучительно покраснела, признавая правоту отца. Вместо того, чтобы потратить время продуктивно, я просидела несколько часов просто пялясь в небо и страдая. Пусть даже и повод имелся, но труд — вот, что могло отвлечь. И учеба. Так у меня имелась хоть какая-то слабая надежда, что отец отпустит меня обучаться в соседний город. Там имелось небольшое писарское училище. Уверена, среди каменных домов или стеллажей с книгами я почувствую себя лучше.
— Пап?
— М?
— Что теперь будет? Они видели мой глаз и не оставят нас в покое, — я наслаждалась ощущением защищенности в руках отца.
— Плохо, что видели, но с чего им тебя преследовать? Разве ты ведьма или отворяющая? Вот именно. Иди во двор, скотину накорми и коров запусти, они вернулись с пастбища. — Голос отца был твёрд и непреклонен. Как он не понимает, что деревенские нам теперь жизни не дадут?
Я лишь кивнула и тоскливо вздохнула. Для начала, пошла домой, ополоснулась в простом летнем душей, смывая противные чужие прикосновения. Вовсе не о таких мечтает нежное девичье сердце в восемнадцать лет… Вовсе не о них. Да и честно говоря, о любви я думала в последнюю очередь. Больше о том, как выбраться из этого болота, куда зачем-то нас загнал отец.
Завела коров, пересчитала курей и гусей, пробежалась по двору, проверяя всё ли в порядке. Подмела мелкий мусор. Повседневные дела вытеснили плохие мысли.
— Покушаем и ложись спать, доченька. А я поговорю со старостой… — отец поцеловал меня в лоб, тыкнувшись колючим подбородком. Еще одна его особенность — он брился каждое утро, что тоже отличало его от деревенских. Но своей привычке он не изменял.