Убедившись, что забрался в самую что ни на есть беспросветную глушь, я остановился, потушил фары, включил освещение в салоне «скорой» и перебрался назад. Глядя на черный матовый, мигающий цветными огнями саркофаг, я долго собирался с духом, прежде чем отважился открыть его. Он занимал почти все свободное пространство, выглядел неприступно и от него веяло жутью настолько, что не хотелось даже прикасаться.
Саркофаг был братом-близнецом виденных мною в вагоне. Хоть те и оказались, по словам Алены, обманками, однако открывались они наверняка одинаково. Нащупав в изголовье три клавиши замка, я поочередно нажал их и приготовился к удару по обонянию. Но саркофаг лишь вздрогнул, в его утробе что-то зашипело-зажужжало, послышался легкий свист всасываемого воздуха и он просто раскрылся двумя створками гигантского моллюска. Никакой сероводородной вони не было, по ноздрям ударило чем-то слегка похожим на карболку, но скоро этот запах смешался с воздухом внутри «скорой» и я его перестал воспринимать. Значит, Аля не соврала, в поезде действительно были муляжи, предназначенные для отпугивания.
Передо мной в мягком люминесцентном свете под несколькими слоями ткани лежала девушка. Но это я знал, что она была девушкой. Понять же это даже после откидывания тряпок и тщательного осмотра тела было практически невозможно. Ни первичных, ни вторичных половых признаков – это был не человек, а покрытый бледно-фиолетовой сеткой венозных сосудов сизый студень, в очертаниях которого лишь угадывались ноги, руки, голова. И при этом студень жил, дышал – приглядевшись, можно было заметить, как чуть поднимается и тут же резко опадает его грудная клетка в судорожном дыхательном ритме, как едва пульсируют под прозрачной кожей сосуды, как подрагивают толстые водянистые веки.
Я закрыл саркофаг, а потом повторил все, но уже под зорким оком камеры, снимающей видео в высоком разрешении и в сопровождении моих дилетантских комментариев.
***
Выбираясь обратно на трассу, я пытался набросать дальнейший план действий. Вообще-то, он у меня уже давно созрел в голове, еще до знакомства с Алей, и его реализация была лишь вопросом времени. Но сколько бы я не откладывал его на потом, сколько бы не искал обходные пути в надежде обнаружить хоть какой-то намек на альтернативу, но увы. План этот уже был безальтернативным с того самого момента, когда в деле огромным вонючим пузырем всплыли на поверхность проклятая биология и посвятившая ей жизнь моя бывшая жена. Среди населяющих планету семи миллиардов людей единственным человеком, кто мог бы меня хоть как-то сориентировать в этом лабиринте, был мой отец. И из всех людей на планете Земля мне меньше всего хотелось звонить именно ему, я бы с большим удовольствием поговорил даже с бывшей женой или той же Ириной из Трехсосенки.