Вблизи вертолет оказался не таким большим, каким привиделся сначала, имел веселенькую желтую раскраску с цветными полосами вдоль борта. Но самое интересное, что у него обнаружились примечательные красные кресты – вертолет санавиации. Вот так находка! Уж не с ним ли я искал встречи? Если так, то судьбинушка начинает поворачиваться ко мне более приятной стороной, до лицезрения ее прекрасного лица еще было далековато, но главное, что это уже не была ставшая привычной сморщенная задница.
Носилки довольно бесцеремонно скорее бросили, нежели поставили на бетон взлетки.
– Сопроводиловка? – потребовал кто-то.
Зашуршали бумаги, зацокали языки.
– Изолированная травма нижних конечностей, – бубнили прямо надо мной, – средняя тяжесть, ушиб мягких тканей, подозрение на воздушную эмболию… Стоп! Не проще ли «скорой»? С эмболией можем не довезти.
– Вези чем хочешь, док, – буркнул командир конвоя. – Хоть на велосипеде. Теперь это ваш головняк. Расписаться не забудь.
Мне на левое запястье надели что-то холодящее металлом. Подумал грешным делом о наручниках, но это был, скорее всего, какой-нибудь кардиомонитор или подобный прибор.
Носилки со мной снова подняли и погрузили в салон вертолета, пристегнули ремнями. Авиационные медики сделали это настолько аккуратно и даже бережно, что у меня появилась надежда на человеческое отношение. Но надежда умерла, едва появившись. Когда пристегивали ремнями, с меня даже простыню не сняли, прямо поверх нее и затянули оковами, даже не удосужившись проверить результат. Как там меня назвал конвоир? Туша? Так и есть, кусок мяса.
– Взлетаем мягко, – услышал я словно из другой комнаты. – Если еще одного холодного привезем, то не видать премии.
– Настолько тяжелый, что ли?
– Нет. Побитый немного. Скорее всего после ДТП. Но его лошадиной дозой трамадола накачали и есть подозрение на воздушную эмболию.
– Это что?
– Пузыри газа в крови. Ерунда, скорее всего. В этой больнице всегда перестраховываются и пишут лишнее.
– А если не ерунда?
– Тогда не довезем. Пан или пропал. Ладно, погнали!
Грузовые двери захлопнулись на удивление тихо и со звуком, больше подходящим люксовому автомобилю, нежели этой летающей бочке. Только я успел подумать, что вертолет готовится взлетать, как ожила силовая установка машины. Поначалу я на этот свист не обратил внимания, приняв за отголоски эха в голове, но с каждой секундой он нарастал, превращаясь в монотонный гул. Когда кушетка подо мной начала дрожать, я сквозь болезненную дремоту осознал, что эти причиняющие физическую боль раздражители атакуют мои тело и сознание все же извне, а не являются плодом наркотического бреда. Тем временем шум лопастей крутящегося винта нарастал, дрожь переросла в тряску и, когда стало совсем невыносимо, вертолет наконец-то взлетел.