Он стал жилистым и выносливым, руки окрепли, а подошвы и ладони загрубели. Сейчас Йохху с усмешкой вспоминал, каким мягкотелым был раньше. А еще у него появился свой Гав-Гав. В деревне жили три таких зверя, два сытых и злобных – хриплый Хаф-Хаф и пронзительный Гау-Гау. А третий был тощий, жалкий, и его голоса не было слышно. Этот и прибился как-то невзначай к Йохху. Куда он ни пойдет, Гав-Гав следом тащится, чуть Йохху обернется – тот радостно хвостом завиляет. Ну, что ж, сказал Йохху – вдвоем веселее, оставайся со мной, и сделал ему настил из веток под хижиной. Так и жили вместе. Йохху иногда утаивал для своего Гав-Гав кусочки мяса, он подкормился, похорошел и даже начал робко подавать голос, вроде дом сторожил.
Но однажды случилось немыслимое. Настолько ужасное, что Йохху невольно возроптал на Всевидящего – как он мог такое допустить? Однажды утром Йохху увидел, что несколько довольных адамов вытаскивают из лодки на берег какую-то тяжесть. Когда подошел ближе, увидел большой «живой орех», беспомощно перебирающий своими чешуйчатыми лапами. Йохху всеми силами – руками, глазами и вскриками упрашивал отпустить пойманный «орех» обратно в воду. Посмотрели – и хватит, ему же очень плохо! Но адамы лишь отталкивали его, посмеиваясь, и не давали подойти. А потом…
Йохху стонал, вспоминая, что было потом. «Живой орех» начали разбивать, вгоняя внутрь – в живое! – острый камень. Не помня себя, Йохху кинулся и отчаянно вцепился в руку мучителя, чтобы вырвать камень. Но один из стоящих рядом ударил его кулаком в лицо, а двое других сшибли с ног. Держась за разбитый бок и утирая рукой кровь из носа, он похромал прочь, не оглядываясь. Но вслед послышался хрясткий звук, который не забыть… Продравшись сквозь заросли, Йохху забрался в самую густоту леса, забился головой под куст и долго лежал там, глотая неведомую соленую воду, что текла и текла из глаз… Его отыскали, хотели повести назад, он упирался, никого из здешних видеть не мог. Но бок сильно болел, очень хотелось пить, и все равно он уйдет от них, только чуть придет в себя.
Когда вернулись назад, все уже сидели, и причмокивая, хлебали из глиняных мисок. Йохху тоже налили мясной похлебки, он вяло начал есть, не глядя ни на кого, но оказалось очень вкусно, он выскреб миску до дна. И тут снова раздался смех – ему весело объяснили, что он ел тот самый «живой орех». Йохху не успел отползти в сторону. Живот чуть не вывернулся наружу через горло, в глазах потемнело… Кто-то завизжал, кто-то страшно заругался, он уже ничего не слышал.