Она пила минуты две, небольшими глотками, отрываясь, тяжело переводя дыхание. Потом отдала пустую бутылку, без сил посидела с закрытыми глазами, и снова распахнула их, глядя на нас растерянно и виновато.
– Что произошло? – спокойно спросил Макс.
– Никита… – она вдруг цапнула его за руку и заверещала, хоть и слабо, но вполне заполошно. – Прости меня! Пожалуйста, прости! Это моя вина…
– Вера? – уточнил Макс, мягко кладя руку ей на плечо. – Вера, это ты?
Она закивала.
– Алиша ушла? Совсем?
– Совсем, – подтвердила Вероника. – Только вряд ли надолго.
– А на сколько она обычно уходит?
– По-разному. Меньше часа обычно. Иногда несколько часов, но редко.
Она с огромным трудом тяжело и прерывисто вздохнула, как дышат обревевшиеся до полусмерти женщины. Это выглядело немного странно – ведь она и не плакала вовсе.
– Прости, – повторила она Максу.
– Да брось, – вздохнул он. – Если кто-то в этом и виноват, то ты – в последнюю очередь.
– Нет, не в последнюю! Я должна была сопротивляться! Но оказалось, что я не могу, совершенно не могу ничего сделать! Не знаю, почему так…
– Спокойно, спокойно, расслабься, – Макс погладил её по плечу. – Именно так это и бывает… к сожалению. Тебя никто не винит.
– Полагаю, здесь нужна очень медицинская помощь! – сообщил Ариас, внимательно наблюдая за Вероникой.
– Помощь не помешала бы, но где мы её возьмём? – возразил Макс. – Ни одна помощь не успеет – подселенка вернётся раньше…
– Тогда нам стоит очень поторопить господина Райду Эбера. Иначе это всё пойдёт по новому кругу, и ещё раз по очень новому…
Макс поднялся на ноги, виновато улыбнулся мне:
– Побудь с Верой, хорошо? – а потом кивнул Ариасу. – Присмотрите за ними?
– Очень поверьте мне, Макесара: мне лучше пойти с вами. Кое-что обсудим по дороге.
– Тогда пойдёмте, – пожал плечами Макс.
Они вдвоём поспешили вниз по лестнице.
Вероника посмотрела им вслед, тяжело всхлипнула без слёз и сжалась в комок.
Я уселась рядом на пол, обняла её, и она с готовностью положила голову мне на плечо, словно защиты искала.
Я всегда сторонилась Вероники. Даже когда приходилось жить под одной крышей, лишний раз пересекаться и разговаривать с ней не хотелось. Это был не страх. Не боялась я кикимор. Знала, чего от них ждать, была к этому готова и не боялась. Наверное, я просто не доверяла ей, её умению оценивать своё состояние. Да и, если честно, я до сих пор не могла её простить. Всегда знала, как это нелепо и несправедливо – не прощать того, кто виноват без вины, но что-то у меня не получалось. У Эрика получалось, а у меня нет. Ну, да Эрик у нас святой, куда мне до него.