У этого главреда, моего брата, фамилия была тоже Староверов. Но все его знали как Штукаря. Штукарь – объяснил он, это псевдоним, чтобы отцовскую фамилию лишний раз не позорить. Звали его Владимир, Леонидович ясное дело. Ему было двадцать пять лет, все руки в тату, места нет светлого. Я спросил:
− А у тебя спина тоже в наскальных рисунках?
Он засмеялся:
− Тоже хочешь такие?
− Нет, − говорю.
− Странно.
− Что странно.
− Во-первых странно, что ты не спрашиваешь, как меня зовут.
− Так я знаю. Архип, – это тоже был его псевдоним. Архип Штукарь.
− Староверов постарался? – улыбнулся он. Мне понравилось, что он, как и я называет Староверова Староверовым, а не папой.
− А то. Всё про тебя рассказал.
− Это зря. Как немецкий заставлял учить докладывал?
− А то.
− И китайский?
− Ну так бумага для скриптория, сырьё в смысле, китайское.
− Спалил меня папка. Значит, как зовут, то есть погонялово, знаешь. Это первое. Во-вторых странно…
− А во-вторых что странно? – я терялся с этим красивым мужиком. Он был похож на отца, и лицо, и нос, но всё сглаженное, не такое рельефное, не противогазное.
− А, ну да: во-вторых странно, что ты не хочешь тату.
− Я похож на идиота?
− Ты похож на идиота, − заметил он, не задумываясь и тут же смягчил: − Не хочешь тату, и молодец. – Он сел на кровать. – Понимаешь, Антон, я рос маменькиным сынком. Мама говорила: главное – китайский. Папа говорил: главное – немецкий. И я послушно учил китайский. Мама говорила: английский. Я учил английский. И так всю жизнь. Но я восстал и вот – такой. Староверов тебя всё в какой-то бизнес тянет секретный, а я бы организовал тату-салон, ты бы там кольщиком приличные деньги поднимал, всем нужны буковки и иероглифы.
− Нет. Я крови боюсь.
− Никакой крови, что ты! Сейчас техника на грани фантастики, скоро человека в камеру будут запихивать и пять-дэ принтер сам всё наколет.
Он был похож на отца, и лицо, и нос, но всё сглаженное, не такое рельефное, не противогазное. Одетый в косуху, энергичный, сразу как отец, куда-то тянет, всё-то они выгоду из меня хотят извлечь. Я терялся с этим красивым мужиком. − Я к тебе часто буду заходить. Считай, что я твой опекун.
Я ждал, что он скажет: ты мой брат, но он не говорил так. Да и пошёл бы он…
− Я сам справляюсь. Я с двух лет…
− Знаю, знаю. С двух лет одевался, с трёх еду подогревал, в шесть попрятал все часы, чтобы время остановить. Я всё про тебя знаю.
− В пять я читать научился. – Я перебил, неприятно знать, что посторонние всё о тебе знают.
− Да понятно всё, Антоний. Значит, у меня ты работать не хочешь.