Тайный покупатель (Гуревич) - страница 15

Днём я решил пошляться по Москве, перезагрузиться, продышаться в парке Сокольники, прокачаться, пиво вполне зашло. Я решил так. Прежде всего поступить, что дело почти решённое. Но в данный момент всё ещё – ожидание. Потом работа, что-нибудь на полдня, можно в едальню, а можно в мобильные сети, многие из нашей общаги там подрабатывали, работой это назвать сложно, получаешь-то копейки – в этом Староверов прав. После этих будничных суетных мыслей, я стал думать об отце. То есть, что Староверов – мой отец. И что тут говорить, я обрадовался. Я не один в Москве, сводный брат – крутой чел, пусть и портал у него гадкий, да и отец в нашем городе в авторитете, ну во всяком случае в детских и родительских кругах. Это придало мне сил и уверенности. О длинном разговоре по поводу скриптории я почти не думал. Мало ли, какие планы. Я не воспринимал это сообщение серьёзно. И зря. Поступить-то я поступил. Буквально через три дня мне позвонил Староверов сказал обыденно, без радости: смотри рейтинг. Я зашёл на сайт универа – моя фамилия поднялась и стояла выделенной зелёным цветом. Занятия у вечерников начинались в середине сентября. Я собрал вещички и уехал домой, к маме. Я не стал ей ничего лишнего рассказывать, ни во что посвящать. Насчёт личного – зачем, а насчёт задуманного предприятия – так я и не мог ничего сказать, Староверов строго настрого запретил мне об этом распространяться. Но мама всё знала насчёт того, что я знаю. Она объявила это не напрямую, а выразилась в том смысле, что деньги на житьё мне на карту будет переводить Староверов – то есть дала понять, что она в курсе насчёт эпохального ночного разговора. С мамой я старался общаться, как и раньше. Но чувствовалась какая-то неловкость с её стороны. Мне казалось, что она очень переживает за меня, мучается тем, что всё открылось. Я решил её поддержать и предложил пригласить Староверова к нам в гости. Она так испугалась и сказала, что не очень хочет его видеть. И не надо, согласился я. Думаю, мало ли, может мама до сих пор его любит. Я представил, как он обхаживает женщин. У нас в классе тоже был такой чел – Савва. С любой девчонкой мог поговорить. Это дар. Мне тоже с девчонками говорить нравится больше, чем с парнями. Но далеко не со всеми, а этот чел мог с любой болтать, непринуждённо так. Он завлекал их в свои сети, а потом бросал. Они ему просто надоедали. Все парни всегда смотрят на лицо и фигуру. Если фигуры нет, то игнор. А мне как-то всё равно. То есть я и с жиробасными мог нормально общаться. Мне нравилось, если с девчонкой можно поговорить, чтобы не тупая была. Дома, несмотря на какие-то странные, даже загадочные, взгляды мамы, я потихоньку пришёл в себя. Съездил пожить и к бабушке с дедушкой. Все радовались в округе, бабушка всем растрезвонила, что я поступил на филолога. В посёлке, в деревянном доме, я и стал думать об этом будущем предприятии, и чем больше я думал, тем меньше мне нравилась затея сделаться переписчиком, каллиграфом, скриптором – всё равно. Меня абсолютно не прельщало сидеть за столом и писать, обводить, копировать часами разные библии, псалтири, молитвословы, а может и памятники. А вдруг на сакральные книги каких-нибудь чёрных сект будет заказ? Я надеялся, что заказов на такие книги в жизни нет, но в художественных фильмах иногда попадались мне истории про эти самые чёрные книги. Конечно их писал не дьявол, люди. Позвонил Староверов и объявил, что нашёл квартиру, я конечно обрадовался, общага переполнена – так меня уверял комендант, да я и не хотел там жить. Мне было тяжело жить с кем-то, летом сосед бессовестно отвлекал, не давал подумать, постоянно бегал на кухню и притаскивал в номер вонючую жрачку из микроволновки. Меня выбешивали стаканы с присохшими к стенкам чайными пакетиками. Их можно было встретить на тумбочке, на подоконнике и даже в ванной. Иногда вечером шумел телевизор из коридора, я не смотрел телевизор, у нас его дома просто не было, это для пенсионеров, а тут тарахтит фоном. А я же ещё эссе писал, внутренний экзамен, готовился, читал по ноуту – неизвестно, какая тема бы попалась. Я понял: общага – это не для меня. Я был рад квартире, но понимал, что буду зависеть от отца. Хотя, пусть платит, замаливает свой грех. Я старался не думать о том, что теперь мой единокровный брат станет меня опекать – так сказал Староверов. В начале сентября он позвонил – познакомиться. Пока я с ним разговаривал, я прислушивался: к интонациям, паузам, пытался уловить даже дыхание. Знает ли он, кто я? И почувствовал: сто процентов знает.