− Где работать? – Староверов конечно понял, что я ему сейчас откажу, но играл в непонятку.
− Ещё не нашёл. Но мне давно уже не восемнадцать, везде возьмут.
− Целых двадцать. Это вечность, − усмехнулся он (маска «снисходительность»). – Я без сарказма. Первые двадцать лет кажутся вечностью, а дальше – смерть.
Я молчал. Пусть болтает про смерть, старики любят думать о конце.
− Но, дорогой Антоний, уговор дороже денег. Ты обещал.
− Что я обещал? Я ничего не обещал. Выслушал твои бредни, это да, из учтивости выслушал.
− Не волнуйся, не кричи! Начинай здесь, в квартире, но придётся ставить свет, стол специальный.
− Какой стол?!
− Удобный, чтобы спина не затекала.
− О чём ты?
− Всё о том, дорогой Антоний… Нет! Ну как ты вырос. По фотографии не так заметно. Вот что значит не курящий, Володя всё дымит…
Он говорил ерунду. При мне Володя никогда не курил, табаком от него пахло, он сетовал, что приходится курить на работе, иногда голова отказывает, а покуришь и хорошо, свободно мыслится, искрится – яркие заголовки.
− Володя чуть ниже меня.
− Если десять сантиметров для тебя «чуть» я умываю руки, − отец был благодушен, развалился в кресле по-барски. Кресло брат купил на новый год специально для отца, он меня предупреждал, что «папа нагрянет, он любит комфорт».
− Ну так вот. Значит, будешь осваивать мастерство.
Все четыре года, чем ближе, тем сильнее, я ждал и опасался этого разговора, готовился к нему, решил давно быть резким. Я как страус, зарывал голову в песок: никто не вспоминает, значит ничего нет. В свои летние вылазки домой, я ловил взгляд мамы – она кажется всё знала! Но молчала как и я.
− Я не хочу.
Отец улыбнулся лошадиной улыбкой:
− Причина? – маска «вопрос», от благодушия не осталось и следа. Он не разваливался больше в кресле, он напряжённо сидел, впившись в резные ручки. Отеческого участия в нём совсем не чувствовалось.
− А причина простая. Ты меня всё хочешь пристроить к надобностям семьи.
− У Владимира работал и не жужжал.
– Практику проходил.
− Он сообщил, что понравилось. У меня, считай, как практика. Ты же в магистратуру на древнерусскую кафедру?
− Папа! Зачем ты спрашиваешь? Ты и так прекрасно знаешь, что я иду именно туда. У тебя же там друзья. Я буквально купаюсь во внимании. Я хочу там остаться и в аспирантуре.
− Останешься. Но поработай, попробуй, начни.
− Что значит «начни»?
− Ты вспомни, как ты взбеленился, когда я тебе предложил работу у брата. А потом работал.
− Но почему? Почему? Подумай, вдруг передумаешь, − он встал с кресла, маска «ненависть» (злющие глаза, взгляд с угрозой, рот приоткрыт, а там – я только заметил! − зубы новые).