Он развернулся ко мне:
− Ты можешь объяснить? Хорошая работа, приятная работа, полезная работа, честная. Да ты за два года магистратуры квартиру купишь в Москве.
− Мне не нужна в Москве. Я хочу жить в Мирошеве.
− Купишь в Мирошеве.
− Нам с мамой неплохо и так.
− Машину. Ты же сдал на права?
− Сдал.
− Отстроишь коттедж. Раз в год будешь путешествовать со мной. Я тебе покажу Европу.
− Нет, Леонид Львович, − язык больше не повернётся назвать его папой, − нет. Я не хочу этим заниматься. Не-хо-чу,− отчеканил я.
− Имея талант, − не унимался Староверов. – Имея обширные знания, имея готовый молодой развивающийся бизнес и сбыт – отказываться. Нет. У меня в голове не укладывается. Почему? Причина!
− Не хочу я лучшие дни проводить в скриптории, я хочу тут, на кафедре. Я хочу…
− В голове не укладывается. Отказываешься от того, что само в руки плывёт. И не синица в руках, журавль в небе! Я уйду, дорогой мой Антоний, я уйду. Но имей в виду: больше я за тебя платить не буду. Ни копейки. Всё.
− Да не плати ты, вот испугал, − огрызнулся я.
Он вышел в коридор.
− Но вы, Леонид Львович, забыли ещё один пункт, по которому я вам должен.
− Очень интересно, какой же? – он аккуратно заворачивал книгу, шуршал пузырчатой упаковкой. Снова звук застёжки-молнии, видно чехол был у книги на молнии.
− Талант − моё проклятие, талант.
− Да ладно талант, − скорчил он презрительную мину, больше никаких масок, он весь, от макушки до подошв мокасинов одно сплошное презрение и ненависть, ненависть, ненависть. – Писарь, ну каллиграф − только и всего.
− А как же служение Богу, о которым вы талдычили?
− Так уж: захваливал тебя для общего дела и совместной пользы.
Циник до мозга костей!
− Сын ты мне, сын, вот и хотел подсобить.
− А старший сын? − съязвил я. – Такого почерка не имеет.
Он вдруг разозлился. И мне показалось, он сейчас убьёт меня. Вот абсолютно точно он слетел с катушек. Мне показалось, что эта тема самая больная для него. Я уловил какую-то трагедию, я не понял, но почувствовал что-то и выпалил:
− Сколько ты, кобелина, потратил на своего сынка, а? Репетиторы состояние стоили? А писать он так и не научился по старославянски-то, а? Поэтому я тебе и понадобился. Когда стало ясно, что старший сынок-то – без тебя абсолютный ноль. Ноль!
Дело в том, что я сам себе удивлялся. Но я, хоть и старался не вспоминать, всё-таки проговаривал разные варианты нашего с ним диалога, на всякий пожарный случай, и выдал заготовку. Я видел, что попал в десятку. Где-то больно кольнула отца моя стрела. Он побледнел лишь на миг, никак не прореагировал, с теми же интонациями попросил: