— Угу, — сказала я, стараясь не выдать невнимательность. — В следующий раз я принесу еще.
— Только не дешевые, ладно? Те, что с фирменным знаком. Я чувствую разницу.
Я вздохнула.
— Обещаю, что принесу тебе нужные. — Я оглядела альков. — Так, где же все?
— Делают прическу. Сегодня здесь парикмахер.
— Ты пообедаешь с Хелен позже?
— Она злится на меня, — проворчал папа. — Я забыл про ее день рождения на прошлой неделе, и она решила поиграть в молчанку.
— А как насчет Джорджии?
— Кого?
— Джорджия-серебряные волосы? Я встретила ее на рождественской вечеринке.
— Ах, Джорджия? Она переехала в другое учреждение. Я давно ее не видел.
Я посмотрела на телевизор, установленный на одной из стен, единственный анахроничный штрих в комнате. Там был повтор «Закона и порядка», и я увидела, что Джек Линдси был приглашен на главную роль в роли конгрессмена, обвиненного в романе с интерном, а затем в ее убийстве. Исподволь, я начала смотреть.
— Я знала его в колледже, — сказала я отцу, указывая на Джека, появившегося на свидетельской трибуне. — Его зовут Джек Линдси. Мы учились в одном классе английского языка.
Отец покосился на экран.
— Кто он теперь, адвокат? — спросил он.
— Нет, он актер.
— Никогда о нем не слышал.
— Он дружит с Лорен, — сказала я. — Или точнее, она дружит с его женой.
— Кстати, а где Лорен? Я не видел ее несколько месяцев. — Он протянул руку и начал чесать ногу через брюки.
— Она на Багамах, у них годовщина свадьбы. — Лорен и Бретт провели неделю на том же курорте, где поженились.
— Она мне этого не говорила.
— Да, она прислала тебе письмо по электронной почте.
— Я его так и не получил. Как там зовут ее мужа?
— Папа, она замужем за Бреттом! Ты же помнишь Бретта!
— Конечно, — неопределенно ответил папа. Он подтянул штанину кверху. — Моя чертова нога чувствует себя странно, — пожаловался он, почесывая голую кожу.
— Папа, перестань, — попросила я, съеживаясь от вида его тощей, покрытой пятнами ноги. — Ты опять упал? — После последнего несчастного случая ему дали трость — серый кусок металла с четырехпалым когтем на конце. Видя его таким согнутым и хрупким, я испугалась. Он по-прежнему оставался раздражительным, но его тело больше не отражало ярости его личности.
— Нет. Она просто ослаблена.
— Тогда используй свою трость, — сказала я, стараясь не выдать волнения в голосе. — Для этого она и существует.
— Трость никуда не годится. Она только мешает.
— Если ты снова упадешь, то можешь сломать бедро и тогда окажешься в инвалидном кресле. Ты этого хочешь?
— Конечно, нет.
— Тогда используй свою трость, — настаивала я, раздраженно вскидывая руки. Я взглянула на свой телефон и встала с дивана. — Пап, мне надо бежать на собрание отдела. Я еще позвоню тебе позже.