– Нужно ощущать чудо жизни, ее фантастическую реальность и тайну! Разве воспроизведение бытия как легенды – не реальная жизнь духа? Почему же это бегство от жизни, по словам исповедующих беллетризм? Лорка – творец современного мифа. А Шаламов говорил о противоестественности «лагерного опыта» для человека.
Что-то в его словах и восторгало меня, и казалось страшно однобоким и стыдным. Вспомнил акына в расписном халате и в шапке, с длинной бородой, который воспевал великого мудрого вождя, солнцеликого, разумом необъятным как океан, выше пирамид и звезд видящим весь мир.
«Сарай», набитый людьми, притих. С почтением выслушали иностранца.
Благожелательный американец-искусствовед рассуждал о русской прозе. Странно, что после голода в 32-33 годах у вас так долго умирают прежние идеалы! Скептически отнесся к самой возможности общественного идеала. Наиболее достоверен сам автор. Переделывает мир – для себя. Все его амбиции – в личной сфере. Никто не обязан быть счастливым. Сама жизнь – объект пародии. Запад тотально ироничен. Жизнь трагична, потому что кончается смертью. Все свершается внутри, а остальное – политический строй, социальный быт – производное, частности.
Он уравнивал добро и зло, горе и радость, смех и слезы, ненависть и любовь. Вещи счастливее людей. Бегство в замкнутый круг. Он противопоставлял миру бесстрастность и точность. Главное оружие – деталь.
Слова иностранца навели на мысли о соборности и индивидуализме.
– У многих идеал – индивидуализм, – трезвым голосом начал Костя Графов. – А коллективизм, община спасала Россию! Демократия без равенства – не демократия.
Мордатый поэт-шестидесятник возмутился от слов Кости:
– Массовость как уравниловка! Уравниловка поработала в истории – аристократия еще в девятнадцатом веке почти исчезла, осталась ее низшая форма – «знать» (смотри Бориса Чичерина). Последнее дворянство – это уже результат отрицательной селекции. Сейчас развернули настоящую совковость, когда разрешили проявить себя. И сразу появился национализм.
– У нас неприлично быть не похожим на других! – раздражился он еще больше. – Должен быть стандарт. Инвалида до сих пор не встретишь на улицах. А у американцев больной-даун окружен заботой. Человек – центр, а не Ельцын, не Гайдар. Андрей Битов писал: «Идейная редукция, растворение себе подобных есть внутренняя потребность и маленькое счастье человека. Стал в очередь, и усреднился, растворился. Бытие определяет сознание, но сознание несогласно».
Я вспомнил песню Булата Окуджавы «Возьмемся за руки, друзья». Ее поют, как нечто коллективное, а эта песня была написана для узкого круга друзей. Нет, не все превращается в массовую культуру.