Я не вижу впереди, для чего работаю, с моей организацией. С претворением моей цели в творчество как-то не получается.
Неужели есть другие, кто видят цель «больше жизни»? Или просто «крутят» свой кратковременный бизнес, чтобы хапнуть и убежать? Люди в своих коренных интересах, наверно, иначе смотрят, чем я. Мои профессорá? Вряд ли, они заняты собой, и чтобы не отобрали то, что у них есть.
Последние годы я жил работой по спасению Движения, то есть чем-то глубоко задевающим, всей немилосердной жестокостью, и в то же время моей опущенностью в это зло – источником зла для других. Ибо пропала высота, свет, человеческая снисходительность.
Какова во мне сила жизни! Вопреки всему усвоенному из любимых книг, идеальному, вопреки всем трудностям жизни, – стремлюсь ухватиться за остов разваливающейся жизни, чтобы вытащить организацию, за любое прочное, что может обеспечить – деньгами, чтобы прожить безбедно остаток жизни посреди страшной дороговизны.
Вечером, в глубоком равнодушии, поднимаюсь по неправильно сколоченной лестнице к себе наверх. Смотрю на самодельные полки старых книг и журналов, подшивки «Огонька», действительно хранящие огонь прежних лет, и отставную советскую классику. Застойные книги, отправленные мной в ссылку. Союз маститых писателей организовал уютное Переделкино, стал играть в издания – не для исканий смысла, а для славы и денег. И вот, все это не нужно никому. Сколько сил потрачено зря на макулатуру!
Потерявший дневную боль, лежу с томиком прозы Мандельштама. Он летит в мировой катастрофе, трагедии личности Средневековья, в жажде архитектурной гармонии. Читаю «Прогулки с Пушкиным», заполняя пустоту души вампирским наслаждением любви во время чумы, и насыщаясь чужой кровью, дивным благоволением ко всему. И словно раскрывается вся душа предметов и явлений. Наверно, равнодушие пустоты не безвозвратно, скоро проходит.
Ночью приснился сон.
Я стою, объятый ужасом, притаившись в густой листве бесконечного дикого леса, один среди непонятных шорохов, у самых глаз нависли спасительные ветки. Где-то снаружи страшный враг, готовый намертво ухватить зубами горло. Я зверь, создание природы, вместилище защитных приспособлений для спасения от страха, опасности за жизнь. Чу! – шарахнулся враг. Инстинктивно метнул копье – кто-то охнул и завалился. Спасение! Еще день уверенности в завтрашнем дне. Освобождение от ощущения унижения страха, приток ницшеанского здоровья и силы. Демоны защитили меня!
Я не знал, что это назовут на Руси аморфным язычеством, и что христианство принесет мир и согласие с природой – чудо, создание Бога!