Она смотрит в окно:
– Может, чуть больше, чем у нас сейчас есть.
Дженет склоняется вперед, направляет пульт в сторону телевизора.
– Ты прав, конечно. Ничего нового я не сказала, – улыбка её блекнет. Не совсем понятно, что приходит ей на смену, – просто раньше до меня это не доходило, понимаешь?
Наверное, усталость.
Она жмет кнопку. Голова лектора меркнет, тонет во тьме, прерванная на полуслове. Секунду посередине экрана мерцает упрямая белая точка.
– Полетел. – В голосе Дженет слышится то ли ирония, то ли усталость. – Смыли, как не бывало.
Дверная ручка легко вращается в моей руке, по часовой стрелке, против. Не заперто. Где-то за стеной смеется телевизор.
Я открываю дверь.
Оранжевый свет наискосок рассекает пол, в дальнем углу гостиной упала лампа. Кровь Дженет повсюду, свертывается на полу, пятнает стену липкими ручейками, тонкими темными псевдоподиями>[18], которые застывают намертво, ползя вниз.
Нет.
Я открываю дверь.
Она продвигается на пару сантиметров, затем застревает. С другой стороны что-то поддается, потом вновь возвращается на место, как только я перестаю толкать. Ее рука видна сквозь щель, она лежит на полу, ладонью вверх, пальцы слегка сжаты, как конечности мертвого насекомого. Я снова налегаю на дверь; пальцы безжизненно елозят по дереву.
Нет. Только не это.
Я открываю дверь.
Они в комнате. Все четверо. Один сидит на диване, смотрит телевизор. Второй прижал ее к полу. Третий насилует. Четвертый стоит, улыбаясь, в коридоре и машет мне рукой, обернутой в изоленту, иззубренной кляксой, утыканной гвоздями и осколками стекла.
Ее глаза открыты. Она не издает ни звука.
Нет, нет, нет.
Это всего лишь вероятности. На самом деле я ни одну из них еще не видел. Они еще не случились. Дверь по-прежнему закрыта.
Я ее открываю
Волна коллапсирует.
И победитель…
Нет победителя. Это даже не ее квартира. Это наш кабинет.
Я на кампусе, в безопасности за бетоном, покрытым слоистым углепластиком, под надзором вооруженных патрулей и полуразумных систем безопасности, которые иногда даже исправно работают. Я не буду звонить Дженет, даже если телефоны сегодня работают. Я отказываюсь прыгать в эти мрачные миры, которые даже не существуют.
Я ее не теряю.
Ее стол пустует уже две недели. Бетонная стена рядом, некрашеная и без окон, усеяна ностальгическими графиками и распечатками: популяционные циклы, фрактальные вторжения в кривые Рикера, записка от руки, напоминающая, что «Все тавтологии>[19] – это тавтологии».
Я не знаю, что происходит. Мы меняемся. Она меняется. Ну, разумеется – ты, дебил – её изнасиловали, как после такого можно не измениться? Но нападение, кажется, было лишь катализатором, триггером какой-то трансформации, идущей прямо сейчас, таинственной и непонятной. Дженет как будто закуклилась, и там внутри что-то происходит, я вижу лишь размытые движения, но деталей не разглядеть.