— Хорошо, продолжай.
— Мы придумали план, как увести вас и ваших сестер из Парижа, но потребуется ваша помощь.
Людовик скрещивает руки.
— Что значит: мы придумали план? Ты же не про него? — он кивает на меня.
Дегре бросает на меня предупреждающий взгляд и поворачивается к Людовику.
— Ситуация сложная. Нам нужен любой способный человек на нашей стороне.
Людовик хмыкает, словно говорит: «Вот именно».
Я всплескиваю руками.
— Я спас твою жизнь! Если бы не я, ты сгорел бы вместе с дворцом. Это ты ничего не умеешь. Я начинаю видеть, почему отец так крепко держал тебя за руку.
— Молчать! — Людовик ударяет кулаком по каменной стене, тут же вскрикивает и прижимает руку к себе. Очевидно, что он никогда никого не бил, и я не могу удержаться от смеха. Дегре выглядит так, будто хочет меня задушить. Мари изумленно раскрывает рот, словно я чудовище. Обычно я не такой нахальный, но Людовик должен знать, что меня не запугать.
Дегре хватает меня за плечо и убирает за себя, затем пресмыкается, пока Людовик, наконец, не успокаивается и прислушивается к нашему плану.
— Мы, очевидно, не хотим, чтобы вы были где-то рядом с взрывом — мы не можем рисковать, что вы получите травму или вас заметят, — поэтому вы возьмете тележку, которую я спрячу для вас возле кондитерской. Уложите девочек сзади под одеялами, а затем встретитесь со мной и Йоссе на пересечении улиц Ришелье и Сент-Оноре.
Все молчат, пока Людовик переваривает план.
— Мне это не нравится, — говорит он, наконец. — Если я уеду из города, я могу полностью его потерять.
«Осмотрись! Он уже потерян!» — хочу кричать я, но Дегре бросает на меня мрачный взгляд краем глаза.
— Это лучший вариант, ваше высочество, — говорит Дегре. — Если прятаться в канализации, толку не будет. Вы должны выбраться из города и поднять своих союзников в Анжу, Бретани и Савойе. К тому же ваши сестры не могут долго ждать, — он смотрит на Франсуазу и Анну, ворочающихся в углу.
Наступает тишина, и я готовлюсь к тому, что Людовик скажет что-нибудь ужасное, например: «Мы не можем ставить маленьких девочек выше благополучия нации». В конце концов, они бастарды. Еще и девочки. Но он скрипит зубами и бормочет:
— Хорошо. Но если это плохо кончится, ты виноват, — он указывает пальцем на меня. — Отец, упокой его душу, никогда бы не поддержал такой нелепый и опасный план.
Слова Людовика льются мне под кожу, и я должен заставить его замолчать, пока не вина проступила, пока насмешливый голос отца не сокрушил меня сомнением. Мне все равно, что он подумает. Я отказываюсь переживать. Я собираюсь спасти своих сестер и доказать, что они все неправы.