Кондитер, седой и хохлатый,
Над облаком пыли мучной.
Берущий безбожную плату
За белые платья портной.
Уборщик, ругающий лето
За усланный тополем сад,
И злая причуда поэта
Бумагу марать наугад.
«Как же ты изменилась,
Словно с неба свалилась!».
Я прекрасна, как Фея Драже.
Я с лицом беспечальным
И с кольцом обручальным,
В платье, розовом, как бланманже.
«Где ты был эти годы?».
Как качаются своды?
Как оркестр военный гремит!
В зале консерваторском
С палочкой дирижерской
Моя детская тайна стоит.
Разноцветное утро.
Разве кто-нибудь умер?
Так печален оркестр духовой.
Тонких веток качанье,
Это наше прощанье
Тихим маршем плывет над Москвой.
В этом театральном магазине
Я скрываюсь от дождей и бед.
Трогаю пуанты на витрине.
Даже если в доме денег нет.
Покупаю тени цвета сливы,
Крашу губы, в зеркальце смотря.
Буду разноцветной и счастливой
Среди пестрых листьев сентября.
От ветров осенних не замерзну
Под плащом для гномов и принцесс.
В городе, как в солнечной гримерной,
Пахнет ожиданием чудес.
Я иду по синим лужам
Не с подругой и не с мужем.
Угадайте, рядом кто?
Клоун в стареньком пальто!
Настоящий клоун Вова,
Старшекурсник циркового.
Он пока не знаменит,
Но нисколько не грустит.
Тает снежная завеса,
Воздух мартовский лучист.
Я твержу: «Я поэтесса!»,
Он мечтает: «Я – артист!».
Бабушка, нахохленная птица,
На кровати в сумерках сидит.
То, что нынче бабушке приснится,
Завтра утром сбыться норовит.
Древняя, ослепшая, глухая,
Смотрит сны, как видео-кино,
Молодым назавтра предрекая
То, что было с ней давным-давно.
Нас Господь сотворил из стекла,
Души вдул сквозь прозрачные лица.
Помолчал. Наказал не разбиться
От любви, от ударов, от зла.
Мудр Творец, потому не хандрит,
Если чья-то душа догорает.
А когда человек умирает,
Из осколков – другого творит.
Я различаю свет во мраке
И понимаю: мрак – ничто,
Когда выходит в рыжем фраке
Любимец цирка шапито.
Когда артистка цирковая
Опасный выполняет трюк,
Я вместе с ней, едва живая,
Лечу, зубами сжав мундштук.
Что б в этом бешеном круженье
Перемолоть, перекружить
Все то, что только отраженье
Глагола пламенного: «жить!».
Мы целую зиму мечтали о лете,
Чтоб белый наш дом, как валун придорожный,
Увили горошка душистые плети
И вырос – у лифта почти! – подорожник!
Чтоб пели стрекозы на автостоянке
И крались коты за кустом барбариса,
И бабушка гордо сажала в жестянке
По горстке семян – ноготков и редиса.
А после, устав от тягучего зноя,
Мы слышали, как завывают метели.
И вновь получилось все так, как хотели.
И снова нам видится что-то иное…
Октябрь, хрипя, поднялся на дыбы