Пахнет за окнами мартовский мир.
Но голубей, чем халат медсестрицы,
Синее небо над нашей больницей.
Небесполезно ее ремесло!
Раньше нам так никогда не везло.
Из глухой темноты предрассветного часа,
Если память не спит в городской тишине,
Я, гордыню смиряя, прошу: пусть не часто,
Лишь однажды в году возвращайтесь ко мне.
В суматоху толпы и в озябшую осень,
Мимоходом, внезапно, на десять минут…
Мы побродим. Друг друга о чем-то расспросим,
Повторив невзначай прошлогодний маршрут.
Непохожи, как очень далекие звуки
В самой верхней октаве и в гулких басах,
Мы возьмем свой аккорд в старой пьесе разлуки
И забудем его невзначай в полчаса.
Снова зимней порою нас осыпало снегом,
И опять на пороге гость из дальних краев,
И попробуй реши, что здесь быть, а что небыль,
Если явью и снами жизнь полна до краев.
Если вновь повторились все дороги и даты,
Если музыка та же в переулке звучит,
Если зимний январь, словно ангел крылатый,
Нас из сумерек зимних в лето ясное мчит.
Ты не Фауст, я – не Маргарита,
И не виноваты небеса
В том, что наши судьбы перевиты,
Словно в партитуре голоса.
Что не в садик оперный, а в город
Выхожу для встречи под луной,
И вращает ночь тяжелый ворот,
Закрывая занавес за мной.
Что на шум толпы, а не на пенье,
Вырастаешь ты из-под земли,
Что сама: «Остановись, мгновенье!»
Заклинаю в гари и в пыли.
Что в водовороте бесконечной
Суеты
Тебе дано кружить,
Что за тайну молодости вечной
Душу не успеешь заложить.
Как жить концертмейстерше лет тридцати,
Усталой, в костюме дурного фасона,
Играющей «Свадебный марш» Мендельсона
По выходным с девяти до шести?
Где силы скрипачке прокуренной брать
На эти торжественно-светлые звуки,
Когда по субботам, бледнея от скуки,
Приходится ей Мендельсона играть?
Что делать ударнику, альту, трубе –
Всему их оркестрику в Загсе районном
С кормильцем, с насмешником злым – Мендельсоном,
Со всем, что намешено в каждой судьбе?
Но вновь, лишь откроются створки дверей,
Пять ангелов, пять музыкантов прекрасных
С дежурной улыбкой на лицах бесстрастных
Мечтают весь мир поженить поскорей.
Моцарт, дружище, мой гений весёлый,
В душу ворвись ослепительным звуком,
Что б одиночества камень тяжёлый
Прочь, хоть на миг, откатился со стуком.
Чтоб, как горошины, легкие ноты
Прыгали весело и серебристо…
Моцарт, тебе здесь достанет работы,
Камень такой не сдвигается быстро.
Он прикипал бесконечной тоскою
И обрастал незаслуженной болью.
Если и сдвинется – только такою
Музыкой светлой и, может, любовью.
До декабря – всего один пролёт.
Не уходи. Не торопи метели.