Мы встретиться с тобою не успели
На лестнице, ведущей в новый год.
Неужто нами выдумано зря
Про заговор двух одиноких взглядов?
Не торопи январских снегопадов.
Всего один пролёт до декабря.
Если б не тянули книзу
Годы вереницей,
У тебя бы по карнизу
Прыгала я птицей.
Рано утром, в час рассветный
Тихо прилетала
И с тобою незаметно
Время коротала.
Хоть не певчая я птаха,
Но молчать не в силах,
Стрекотала бы без страха,
Сидя на перилах.
Клювом трогала бы ноты,
Щебетала звонко,
Позабыл бы ты заботы
И свою сторонку.
Жаль, что пёрышки намокли
Под дождём сердитым.
Да и ты едва бы смог бы
Жить с окном раскрытым.
Вновь начинается вечный роман между солнцем и вьюгой,
Между конём вороным и уздечкой опасно-упругой,
Между весёлой и щедрой, как раннее утро, землёю
И бесконечной дорогой с залитой водой колеёю.
Вновь начинается бой равноправный между светом и тенью,
Меж легковесностью южной и вечной славянскою ленью,
Между томлением жарким и спрятанной северной дрожью,
Между моей прямотой и твоею изысканной ложью.
Между теплом запоздалым и первой водой ледяною…
Что-то опять начинается между тобою и мною.
Над городом в башне бетонной,
В предместье столицы былом,
Ведут разговор монотонный
Друзья за накрытым столом.
Три женщины. Эта сердечна.
Другая – бесспорна умна.
А третья – толста и беспечна.
Кто счастлив из них? Ни одна.
Зато, как орлы, величавы
Их спутники рядом сидят.
О жизни, о судьбах державы
Они с упоеньем твердят.
Влечёт к философским вопросам
Беседа на уровне птиц.
Их мысли, сродни альбатросам,
Взмывают и падают ниц…
Лишь в верхних слоях атмосферы,
Где воздух не слишком упруг,
Печали Крылатской Венеры
Сливаются с грустью подруг.
День промыт, как двойное стекло
Перед северной долгой зимою,
И в саду целый вечер светло
От цветов с ярко-красной каймою.
Но не век георгинам цвести
Негасимо на станции дальней.
Даже в райском саду не уйти
От мелодии жизни печальной.
И начало ее, и конец –
Среди гула, асфальта и смога…
Постаревший за лето отец
Ехать в город торопит с порога.
Отраженье дробится в реке,
В старом зеркале тенью мелькает.
В объективе живет и в зрачке.
И в душе, хоть ее отрицают.
Писателю-фантасту Александру Казанцеву
Дремлет старый футуролог
Целый день в старинном кресле.
Век его был важно долог
Для проверки всяких «если».
Он писал про мирный атом,
Верил в чудо созиданья,
Разнимая, как анатом,
На кусочки мирозданье.
Как Гомер о древней Трое,
Сочинял он очень длинно,
И спасали всех герои
В каждой повести былинной.
Прилетали звездолеты
И тушили все пожары,
И кого-то от кого-то