– Сваришь, да? На чём я остановилась? Так вот, я долго адаптировалась, мы с Мартой сдружились, но я всегда звала её Эллой. Моё же имя в документах сменили и нарекли меня Джулианной, хотя в доме, да и везде звали исключительно Анной. А всё влияние мамаши моего отчима, той ещё стервы. Мне кажется, моё существование было ещё терпимым, в сравнении с жизнью Эллы. – Я дрожащими руками поставила кружки с кофе на стол. Забыв, из какой обычно пьёт Джулия, я взяла две одинаковых – белых, словно позаимствованных из кафе. Возможно, так и было.
– Так что мы выдержали все издержки воспитания в религиозной до фанатизма семье. От школы, которая подчинялась своим правилам, до неустанного надзора со стороны бабули Фло. Как ты понимаешь, с общением со сверстниками, в особенности с мальчиками, было весьма строго. Каким-то образом довлачив своё существование до семнадцати лет, я совершила проступок и напилась до беспамятства с одноклассником, который бегал за мной с девятого класса. Отчим об этом узнал, что мы выпили его виски, притронулись к сигаретам и после того как он вырвал клок моих волос, я навсегда распрощалась с длиной. Затем, как ты могла прочитать, случился пожар. Я ничего не помню, мне все подробности рассказывали Билл и Марта. Фрэнк – мой отчим сгорел в огне. Его обгоревшее тело выносили в мешке. Опознавать нечего было. Хелен винила во всём меня. Каким-то образом она навела справки обо мне и выяснила, что подобное уже происходило, правда, без жертв. Родители Уильяма хотели забрать меня из семьи Сэлотто, но я не могла бросить сестру, которую считала родной. Когда ей исполнилось восемнадцать, прямо в день совершеннолетия – мы уехали и решили позже осесть в Сан-Диего. С Уильямом, который перебрался в Даллас и устроился работать на радио, пришлось распрощаться. – Крутя в руках уже пустую кружку, Джулия едва слышно всхлипнула. Но быстро взяв себя в руки, решила продолжить:
– В две тысячи четвёртом нам с Мартой пришлось тяжело. Я работала, о своём будущем особо и не думала, пока в один прекрасный день сестра мне не объявила, что возвращается в Техас, так как оставлять мать, всё ещё не оправившуюся после смерти мужа было бы эгоизмом. Мы сильно поругались. Она вернулась в родной город, а я не знала, что мне делать. Я осталась совсем одна. – В сердце защемило. Вот что притянуло ко мне Джулию – одиночество.
– Я не стала искать Билла, не хотела портить ему жизнь. Он и так настрадался из-за меня. А это означало, что мне оставалось творить свою судьбу в одиночку. Я покинула Сан-Диего и попробовала жить сначала в центре LA, а затем переехала в Санта-Монику. Окончила местный колледж и устроилась в газету. Это, кстати, моя первая работа после неквалифицированного труда, если так можно выразиться. – Джулия хмыкнула и потянулась за сигаретами.