– Не знаю. Если и есть, то это величина очень личная, она внутри тебя. Вряд ли можно дать какое-то точное определение. В ней все: и любовь близких, которые окружали тебя с первой секунды на этой земле, и та самая программа, что заложена в юности, и подсознательное желание жить в группе людей, с которыми тебя что-то связывает. Ведь что ни говори, а человек животное социальное, – Андрей приобнял Павла за плечи и направил от обрыва обратно к столу. – Ну и да – те самые гормоны радости, которыми нас награждает наш же организм за хорошие дела. За любовь к близким и родным…
Они сели на скамейку. Павел отломил от навеса над головой маленькую сухую веточку, чтобы убрать застрявшее между зубами мясо.
– Непростой вопрос. Вот мы с тобой уже почти жизнь прожили, – тихо произнес историк, – а так и не разобрались, что это такое. Плохо, конечно. Потому что некоторые этим пользуется. Нашепчут тебе на ухо всякие страшилки про врагов вокруг, а потом запрыгивают на шею и начинают объяснять, что они и есть Родина.
– Вот поэтому я выбираю жизнь на горе и спускаться с нее не хочу.
– Можно всю жизнь так просидеть, любуясь облаками. Но, а как же люди там внизу?
– Люди там внизу, если кого-то и ждут, то по привычке с крестом и гвоздями.
– Ну что с этим поделаешь? Других не будет.
– А как же твоя теория? Ты же сам начал с того, что Россия – колония, – Андрей немного разгорячился. Говорил громко, отбивая пальцами на столе какой-то ритм. – Зачем помогать колонизаторам поддерживать порядок в нашем военно-трудовом лагере?
– Ты тут сказал про зависть к благополучным странам, – Павел на минуту засомневался, стоит ли об этом говорить, но не смог сдержаться. – Не все так просто. Я как историк хорошо знаю, кто и как распределяет какой стране дать пряники, какой сухари. Кому университеты и технологии, а кому кайло и тачку. Место каждой страны уже лет пятьсот как определено. И на это не влияет ни трудолюбие народа, ни то, какими ресурсами страна обладает, – он посмотрел на Андрея. – Давно уже выбраны счастливчики и изгои. Разве это нормально?
– Конечно нет. Только все попытки это место изменить приводили к тому, что погибали миллионы, а бедные становились еще беднее. Проще каждому самостоятельно пробиваться в те страны, где пряников больше. Или в своей стране навести порядок с их распределением.
– Может быть. Но недавно, как мне кажется, добавилась одна маленькая деталь, – Павел покачал головой и поцокал языком. – Очень похоже, что какой-то важный старичок, из тех, кто там на самом верху всем этим заправляет, решил, что неплохо бы этот мир проредить. Сократить население раза в три-четыре. Чтобы его внуку и правнуку хватило чистого воздуха, чистой воды и других необходимых для жизни вещей. Так что есть вероятность, что лет через тридцать Россия будет похожа на Марс, а оставшиеся ресурсы будут добывать роботы.