– Это тебе харчи, в дороге больше восьми часов качаться, – сказал Муля.
Когда я влезала в вагон, время уже поджимало. Мужики смущенно топтались на перроне.
– Идите, без вас не вывалюсь, – сонно пробормотала я.
– Туська, адрес, – заорал Митрохин.
– Не надо, Сережа. Мне так спокойнее.
Поезд тронулся, когда я еще пробиралась по коридору. Увидев в окно сутулую боксерскую спину Митрохина и его перебитый нос, я неожиданно поняла, почему так отчаянно влюбилась в Димку: у него такая же боксерская внешность. «А слабаки оба!»
В купе было трое мужиков. Поменять место на другое не удалось. А попутчики сразу стали пить. Они приезжали на один день, чтобы попасть на похороны какого-то великого хоккейного тренера. Куда-то их пустили, куда-то пролезть не удалось. Все разговоры вертелись вокруг одного: «Почему Ваганьковское? Почему не Новодевичье? Суки!» Выпили – и опять по кругу: «Почему…» Я залезла на вторую полку и уснула под их гвалт. Раза три они меня толкали: «Девушка, выпейте с нами!» Я отказывалась и снова засыпала. Последний раз я сказала:
– Я тоже с похорон. Вашему Тарасову сколько было? Семьдесят пять? А моему Валерке тридцать пять. Еще раз толкнете – убью!
От порога я услышала голос Димки. Он что-то втолковывал Любови Михайловне, а она умильно тянула: «Ну, надо же!». Я на цыпочках прошла к своей комнате, почти бесшумно открыла ее и осторожно прикрыла за собой.
Замок все же щелкнул. Послышались приближающиеся голоса:
– Наташенька! – это Любовь Михайловна.
Один удар в дверь и голос Димки:
– Наташка, открывай, твой любимый пришел!
Пауза. Потом дверь затряслась. Что-то хрустнуло:
– А, блин, ручка отломилась! Всё у нее на соплях!
– Нет ее, Димочка, показалось нам. Может, просто стены трещат. Дом-то старый.
Еще некоторое время Димка пинал дверь ногами и уговаривал меня открыть дверь. Потом сказал:
– Наверное, показалось. Будь она здесь, давно бы открыла. Наташка мне никогда не могла отказать.
Это правда. И я тихо заскулила от отвращения к себе.
Хотелось пить, но я не могла пройти на кухню, там по-прежнему бубнили Димка и соседка. Да и в туалет хотелось. «Буду терпеть», – подумала я, вытирая слезы. Так, а пакет? Муля говорил, там харчи. Может, и воду положили?
В пакете, действительно, была банка сока. Но еще там лежала пачка денег, та самая, которую Митрохин пихал мне в сумку. Я невольно обрадовалась: вроде бы, гордо отказалась, и в то же время получила. «Без греха и досыта», – вспомнила я старинный анекдот. Так, Инке долг отдам. А на остальные… железную дверь вставлю! Инка давно мне об этом толковала. Вся притолока в дырках от сломанных замков. Я меняла замки, а Димка их ломал, когда ему нужно было зайти в мое отсутствие. В последний раз очередной Инкин хахаль укрепил дверь железной пластиной, и она Димке, похоже, не поддалась. Когда же он уйдет? Так и не дождавшись этого, я уснула одетой на не разобранной постели.