Земля без людей (Стюарт) - страница 25

. Хотя он и ехал достаточно медленно, но кажется, побил все возможные рекорды дальности. Ведь теперь не нужно тормозить за большим трейлером или останавливаться перед светофором (многие из них продолжали исправно работать), или снижать скорость перед въездом в город. Несмотря на мучившие опасения и мрачные предчувствия, связанные с физическим состоянием его машины, Иш должен был признаться, что путешествовать по Девяносто девятому в такой обстановке гораздо приятнее, чем покрываться потом в бешеной гонке среди суматошного столпотворения летящих во всех направлениях машин. Людей он не видел. Ни одного. Если бы он поискал в городах, то наверняка кого-нибудь нашел, но в нынешней ситуации не видел в поисках необходимости и смысла. Встретить какого-нибудь несчастного одиночку он мог в любое время. Теперь перед ним стояла другая задача – узнать, остались ли люди, которых пощадила катастрофа, которые продолжают жить вместе. А дорога серой лентой продолжала стелиться по бескрайней равнине. Виноградники сменялись фруктовыми садами, на смену им шли дынные бахчи, и потом снова виноградники, и бесконечные хлопковые поля. Наверное, опытный глаз фермера и здесь бы сразу отметил следы запустения и отсутствия руки человека, но для Иша все это великолепие казалось таким же, как прежде, как было всегда. За Бейкерсфилдом он оставил Девяносто девятую и свернул на извивающуюся серпантином дорогу к перевалу Техачапи. Поля остались позади, уступив место пологим склонам с дубовыми рощами, и чем выше поднимался он в горы, тем меньше оставалось лиственных деревьев, на смену которым пришли вздымающиеся высоко в небо стройные стволы желтых сосен. И здесь никого не было. Но Иш не чувствовал признаков отсутствия людей, потому что в здешних местах всегда было пустынно. Он достиг перевала и смотрел с высоты гор туда, где еще далеко впереди начиналась пустыня. Здесь сильнее, чем прежде, начали мучить его дурные предчувствия. И хотя солнце стояло еще высоко, он сделал остановку в маленьком городке Мохаве и начал приготовления. Пересекая эти двести миль пустыни, даже в Старые Времена люди брали с собой воду. И еще он знал о существовании больших перегонов, и если машина отказывалась двигаться вперед, человек должен был идти целый день, чтобы добраться до ближайшей дорожной станции. Если что случится сейчас, он будет лишен даже этой призрачной возможности, потому что никто не придет ему на помощь. И тогда он отправился на поиски хозяйственного магазина. Тяжелая дверь оказалась надежно запертой на большой висячий замок. Иш разбил окно молотком и пробрался внутрь, магазина. Он взял только три канистры и наполнил их водой из крана над раковиной. Тонкой струйкой, но вода все же продолжала течь. К запасам воды он добавил одолженную в бакалейной лавке четырехлитровую бутыль красного вина. Но покоя не наступало, и тяжелый груз мрачных мыслей о неизбежной встрече с пустыней все сильнее отравлял его существование. Он снова медленно проехал по главной улице и бездумно, не имея никакого представления, что ищет, смотрел по сторонам, как неожиданно взгляд его остановился на застывшем на обочине мотоцикле. Черно-белый мотоцикл – один из тех, на которых несут службу дорожные патрули. Несмотря на мрачные предчувствия, растерянность и страх, он испытал приступ малодушия. Угнать мотоцикл, принадлежащий дорожному копу, – это, пожалуй, вершина немыслимого. Когда на смену угрызениям совести пришла твердая решимость, он вышел из машины, с минуту повозился у мотоцикла, нашел его в полном порядке, сел за руль и медленно для пробы прокатился по дороге. А потом целый час, под палящими лучами солнца, сооружал настил из досок, загонял мотоцикл в пикап и крепко увязывал его веревками. Теперь он мог чувствовать себя моряком, с кораблем и шлюпкой, на которую можно пересесть, если корабль вдруг вздумает затонуть. Но даже такая предусмотрительность не принесла облегчения, и черные мысли продолжали мучить его дурными предчувствиями. Он поймал себя на том, что время от времени оглядывается через плечо. Уставшее солнце медленно спускалось к горизонту, и вместе с солнцем Иш тоже ощутил безмерную усталость. Он собрал холодную и гадкую еду и жевал ее, испытывая отвращение и усиливающиеся приступы страха. Закончив ужин, отправился в продуктовый магазин, принес банку с собачьими консервами и вывалил их биглю. Собака приняла это выражение доброй воли как должное и, поев, свернулась на переднем сиденье машины. Иш сел за руль; вдвоем с собакой они разыскали на вид приличный мотель, а там комнату с незапертой дверью и зашли туда друг за другом – сначала человек, а уже потом собака. Из крана над раковиной сочились лишь редкие капли». Вероятно, подача воды в маленьком городе не была так автоматизирована, как в большом, и система не могла существовать без присмотра человека. Иш кое-как сполоснул лицо, улегся на кровать, а собака свернулась на полу. И снова ночные страхи липкими, холодными пальцами оплели его душу, и он не мог уснуть. Собака постанывала во сне, и тогда сердце его сжималось в груди и проваливалось от страха. В эти мгновения становилось еще страшнее. Иш встал с постели, прошел к дверям комнаты, подергал ручку, проверяя, надежно ли заперта дверь, хотя не понимал, кого и чего он должен бояться и от кого так крепко запирать двери. Он подумал, что, может быть, стоит сходить в аптеку и там найти каких-нибудь снотворных таблеток, но только одна эта мысль страхом пригвоздила его к месту. Он уже начал подумывать о бренди, но зловещий пример мистера Барлоу заставил отказаться и от этой затеи. Вскоре он все-таки заснул, но спал беспокойно. Проснулся совершенно разбитым, и даже нежаркое раннее утро лишало его остатков мужества решиться преодолеть иссушенную солнцем землю пустыни. Он думал вернуться назад, он думал поехать на юг, в сторону Лос-Анжелеса, уговаривал себя, как здорово будет посмотреть, что происходит в тех краях. Но он знал и другое – все эти интересные и заманчивые идеи не что иное, как нелепые отговорки, оправдание собственной нерешительности, малодушные уловки, дабы уйти от исполнения продуманного плана, и остатки гордости в его душе не позволяли бездумно, просто так сворачивать с однажды уже избранного пути. Единственное, в чем он уступил собственным страхам, – стало решение отправляться в путь, когда солнце начнет клониться к закату. Оправдываясь, мысленно привел довод обычной предосторожности – и в нормальные времена люди, избегая дневной жары, пересекали пустыню ночью. Издерганный страхом, в сумбурных попытках и мыслях, что бы еще предпринять для собственной безопасности, он провел еще один беспокойный день в Мохаве. А когда солнце коснулось отрогов западных гор, он и собака – каждый на своем привычном месте – тронулись в путь. Он не проехал и мили, но уже почувствовал, как пустыня, охватывая его, отрезала все пути к отступлению. Лучи низкого солнца, задерживаясь в коротких листьях и гроздьях цветов маленьких деревьев св.Джошуа, отбрасывали длинные, причудливые тени. Вскоре спустились сумерки, и он уже не видел пугающих его теней. Он включил передние фары, и мощный конус света выхватил из темноты дорогу – пустынную, теперь всегда пустынную дорогу. В зеркальце заднего обзора он никогда не увидит нагоняющих его огней другой машины. А потом пришла ночь, а вместе с ней росла и, усиливаясь, продолжала расти его тревога. Даже ровный гул мотора не успокаивал, а, наоборот, заставлял думать только о плохом. И хотя ехал он медленно, но, повинуясь тяжелым предчувствиям, еще больше сбросил скорость и думал – думал о спустивших колесах, думал о перегревающемся моторе, о подтекающем где-то масле, и что все это заставит его брести утопая в песке, а потом медленно умирать от жажды. Кажется, он даже перестал верить в свой страховой полис – черно-белый мотоцикл с багажным сиденьем… Он так медленно ехал, что прошла, кажется, вечность, прежде чем на обочине появилась маленькая пустынная станция, где в прежние времена можно было подкачать бензина, обзавестись запаской или просто утолить жажду. Теперь за маленькими оконцами поселилась темнота, и он знал – не будет там помощи. И он проехал мимо. Белые столбы света от фар освещали уходящую ровную полосу дороги; двигатель гудел ровно и мягко, а человек все продолжал изводить себя мыслями, что же будет, если мотор заглохнет. Ехал он долго и без остановок, так что в конце концов даже собака начала жалобно скулить и беспокойно вертеться на своем сиденье.