Сегодня грязи выперло больше, чем в тот раз, когда Христя впервые наблюдала такую же картину. Нигде не видно было хотя бы крохотного островка тверди: ни плавучей кочки, ни движущихся архипелагов сросшихся корнями камышей, по которым, коли ты не трус и достаточно ловок, можно во время отлива перебраться на другую сторону, — конечно, если лень обойти провальное озеро вокруг.
Это доконало Христю, прямо-таки привело в отчаяние. Она была не религиозна, но сейчас всерьез поверила, что бог все-таки есть, только он против нее, он ей не помощник. Иначе почему бы этой проклятой трясине преградить ей путь к самому дорогому человеку как раз в тот момент, когда она окончательно решила тоже перейти туда, за провальное озеро, где расположился лагерь. А перейдя, снова, уже ничуть не таясь, попасться ему на глаза: быть может, вечно озабоченный Федор забыл сказать ей что-то такое важное, отчего изменится вся ее жизнь… От горя и отчаяния Христя горько заплакала, начала тереть глаза кулаками, но все-таки она не желала совсем расстаться с надеждой, смотрела и смотрела на ту сторону — ведь там за каждым деревом мог промелькнуть Федор…
Плакала, терла глаза, опять смотрела, не веря, что потеряла Федора. И в конце концов в мелком лозняке чуть не наткнулась на острые прутья, которые равномерно покачивались перед ее будто бы внезапно переставшими видеть глазами. Чуть дальше двигались чьи-то плечи в сером, как лоза, и толстом ватнике. А на этих плечах лежала большая связка старых ятерей, остриями палок назад. Плечи двинулись дальше, ниже, к вязкому берегу заросшего лепехой озерца. Рыбак вглядывался в большие и поменьше, но одинаково таинственные окошечки чистой воды среди кувшинок и ряски: наверное, выбирал, где лучше поставить снасти.
Босым в эту пору может бродить только дядько Свирид — очевидно, это он и есть. Медленно, боком приближается, лезет в воду. Потревоженный ногами ил пузырями поднимается вверх, больно жалит холодом тело, Христя только представила себе это — по спине побежали мурашки.
Поставив ятери, предусмотрительный дядько Свирид прикрывает их сверху роголистником и ряской. Так же боком вылезает на топкий берег. Резкий ветер лохматит его волосы, выдувает из газеты самосад, но сморщенные пальцы сворачивают цигарку — значит, дядько не торопится, И как будто к чему-то прислушивается — к резкому шороху пожухлой лепехи или к стрекоту сороки. А может, ни к тому ни к другому, а к всплеску в соседнем бакае, который вот-вот превратится в озеро, — стоило бы поставить там хоть пару ятерей на линей. Ты глянь, как плеснула хвостом какая-то рыбина, видать, нагуляла силу, эхо так и покатилось между деревьями. Да, не худо бы поставить хоть пару ятерей…