Никак не удается вызвать в памяти голос отца, точно Данилко никогда не слышал его, не слышал этой на диво красивой речи. Страшно, когда забываешь отцовский голос, когда среди тысяч других не можешь выделить его, родной…
— Ой, я так бежала, я так к тебе спешила, просто дух захватывает. Не веришь? Вот, прижми руку к груди, услышишь, как бьется сердце. Даже слезы выступили… Я знаю, ты не любишь, когда нарушают свое слово, прости, но я только-только отправила молоко. И думаешь кто за ним приехал? Васько, сын дядька Веремея. Молоковоз — как игрушка. Ты меня слушаешь, Данилко?.. А после того как доярки украсили машину калиной и барвинком, после того как приветили Васька шутками и песней, поздравили с первым выездом, осыпали травами, будто жениха, который идет под венец, появился Лядовский в дрожках. Может, это, говорит, и не бригадирово дело, но твой Данилко — слышишь? — но твой, говорит, Данилко, уже на третьем курсе института, а до сих пор у нас пастухом, как будто только ликбез закончил. Уж становился бы на свое место ветеринаром: самоучка наш, дедушка Пилип Дмитрович, просится на пенсию. Сумку свою брезентовую, «дохтурскую», повесил на яслях: дескать, передам все дела сыну Баглая… Ну что же ты молчишь? Обиделся, что я опоздала? Больше не буду. Честное слово.
— Ты по-прежнему веришь мне, Марийка?
— Как себе, Данилко.
— Я только что видел живым своего мертвого отца, разговаривал с ним…
— С первого раза верю… Моя мать слышит, как ходит по хате наш отец. Проникает в дверь, садится на лавку, расшнуровывает башмаки. Нет, сначала сбрасывает с ног толстые обмотки, а потом — гуп! — об пол башмаком. Немного погодя другим — гуп! Босиком идет к кровати… Мать вскрикивает не своим голосом, вскакивает с постели. Крестится, крестит окна, двери и… заливается слезами, дрожит, прижимается ко мне. Совсем измучили ее эти видения. Боится оставаться в хате, когда стемнеет. А днем ничего. Старики говорят, надо чаще поминать погибших, тогда они не будут так скучать по дому, не будут являться живым…
— Пусть являются.
— Пусть.
— Можно и самому вызвать видение. Знай смотри в одну точку. Например, на эту лунную дорожку поперек Днепра…
— Конечно, можно… Этого не запрещает даже наш институтский физиолог Петро Андронович.
— А дядько Веремей твердит, что видения бывают от высокого давления, когда кровь давит на мозг… Идем прямо отсюда к нам, к моей матери.
— А мне не будет стыдно?
Данилко посмотрел на широкий Днепр, точно спрашивая у него ответа, перевел взгляд на прозрачные окошечки воды между кувшинками и проговорил ласково: