И как бы ни сочувствовала Любава лучшей подруге, как ни болело у нее сердце за Марину Анатольевну, которая с детства с радостью привечала ее в своем доме, поила чаем с домашними плюшками и радовалась успехам, будто она была ей родная дочка, все же Любава не могла отделаться от мерзкой мысли, которая сейчас скользким червячком точила ей мозг. У Марины Анатольевны низко дифференцированная аденокарцинома эндометрия. Рак. А это значит, что у нее появился уникальный шанс проверить свою теорию в работе, а заодно и Роману Юрьевичу закрепить результаты исследований.
В понедельник сразу после пар Любава отправилась в биологическую лабораторию Бекка. Еще только надевая белоснежный халат и перчатки, она из-за двери услышала крики.
– Где эта сволочь? Я его убью! Прирежу! Башку оторву! – орал, то и дело срываясь на визг, профессор Роман Юрьевич. Щуплый, как и все холерики, крайне вспыльчивый, он в ярости бегал из угла в угол, брызгая слюной и трагически поднимая руки к небу. Притихшие сотрудники и студенты, как куры на завалинке, сидели рядком за своими столами, боясь неосторожным словом еще больше разозлить рассвирепевшего профессора.
Беда заключалась в том, что накануне Бекк в очередной раз изменил формулу и поручил одному из студентов сделать лабораторным крысам инъекции. Проследить за этим сам он успел: надо было бежать в учебный корпус читать лекцию потоку общей терапии. А потом он узнал, что все крысы сдохли. Все до единой. И сегодня горе-медик в лабораторию не явился и на звонки не отвечал, видимо справедливо опасаясь кары небесной в лице сумасшедшего ученого.
Вообще в смерти подопытных животных не было ничего удивительного. Работа то давала результаты – Роман Юрьевич явно, как ему казалось, находил в действии нового препарата какой-то прогресс, то заходила в тупик: вся ловко построенная им схема неожиданно разваливалась из-за маленькой несостыковки. Концы терялись и приходилось начинать все заново.
– Нет, вы видели, а? – не мог успокоиться Бекк. – Он даже не запротоколировал время смерти! Просто уколол всех и свалил в закат! – Он остановился напротив Любавы. – Чкалова. Нам нужны добровольцы. – сказал он таким тоном, будто она могла вынуть из рукава с десяток раковых больных, согласных на любые эксперименты, лишь бы им дали призрачную надежду на выздоровление.
– Я… Ээээ… Может, мне Оксане Анатольевне позвонить, пусть она поспрашивает в отделении?
– Звони, – сказал он тоном, не терпящим возражений.
Любава подошла к столику, на котором стопками и в беспорядке были навалены учетные журналы, распечатки, бумаги, сдвинула все в сторону, чтобы увидеть лежащий под оргстеклом клочок тетрадного листа с телефонами врачей и заведующей отделения НИИ онкологии на Савиных, набрала номер.