Она не раздеваясь, обошла их маленькую квартирку, отмечая мелочи, которым раньше не придавала значения, а теперь они бросались в глаза, кричали: мамина неубранная постель на диване, рядом на журнальном столике молитвослов в потрепанном переплете, очки для чтения – «Очки забыли, – проскочила мысль, – надо было взять», в прозрачном пакетике таблетки от давления, железо, что-то еще, на кухне в раковине две тарелки, две кружки, две вилки.
На какое-то время Даша застыла в замешательстве посреди комнаты. В ушах нарастал свист и шум, виски начали пульсировать, в глазах плескались волны черноты. Мыслей больше не было, их вытеснила набегавшая волнами боль в голове. Морщась от каждого движения, Даша сняла одежду, неряшливой кучей свалила в кресло и легла на диван. Оказывается, диван был жесткий, со старыми, скрипучими пружинами, часть которых, казалось, готова была прорвать истончившуюся от старости обшивку и вырваться наружу – это чувствовалось даже сквозь толстое одеяло, которое они давно подстилали для мягкости. На подушке осталась вмятина от маминой головы и белье хранило слабый, еле уловимый, родной запах.
Какое-то время она лежала неподвижно, не чувствуя ничего, кроме головной боли и невыносимого одиночества, потом глаза ее закрылись и она провалилась в тягучую дремоту без снов.
Она проснулась через несколько часов, лежала на спине и смотрела вверх, на потолок, выложенный узорчатыми пенопластовыми квадратиками плитки. И потолок, и пол, и диван под ней медленно качались и плыли по волнам. Неторопливо, словно огромный кит. Даша ощущала себя крошечной точкой, песчинкой, от которой ничего не зависит. Даже если закрыть глаза, это баюкающее движение продолжалось. Снаружи по-прежнему был день, сквозь зашторенное окошко солнечные лучи просовывали тонкие пальцы, выхватывали на полу тонкие полосы света.
Даше было холодно. Очень холодно. Нужно встать с дивана и надеть колючий свитер с высоким горлом, но ноги не слушались. Она натянула одеяло повыше, словно холод, мучивший ее, затаился где-то внутри, под кожей, в костях и позвоночнике, а это чертово одеяло почему-то совсем не грело. Тогда она огромным усилием откинула его в сторону, выпустив последние крохи тепла, и побрела на кухню. Набрала воды и включила чайник. Липкая слабость заполнила каждую клеточку ее тела, мышцы налились болью. Она вернулась в комнату, вытащила из маминого шкафа толстый махровый халат, затянула поясом покрепче, налила чай и, обхватив ладошками горячую кружку, забралась с ногами на стул.
Мысли тяжелые, тягучие колыхались в черепной коробке, оставляли одни вопросы без ответов. Что теперь делать? Она что, осталась одна? Как теперь жить? Как справляться со всеми проблемами, если она такая неприспособленная? Она даже квитанции за ЖКХ никогда сама не оплачивала, а теперь ей придется трепыхаться, словно рыбе в ведре. Достанет ли у нее сил стукнуть хвостом посильнее, чтобы подпрыгнуть и вернуться в привычное болотце? А деньги? Где их брать? Устраиваться куда-то работать? Но как тогда совмещать с учебой?