Она прижалась плечом к холодной бетонной стене, если бы можно было, легла бы прямо на пол, как собака, не боясь ни испачкаться, ни показаться смешной, потому что силы уходили по капельке, как зерно из дырявого мешка. Как было бы хорошо, если бы можно жизнь словно пленку диафильма отмотать назад, если бы можно было жить как раньше, только бы не заботиться о том, где взять денег, только бы не бояться наступления нового дня, только бы не видеть по углам толи призрака, толи порождение ее воображения, от которого мороз по коже.
Даша допила чай. На какое-то время ей показалось, что стало легче и она пошла в коридор разбирать пакет с маминой одеждой. Нужно чем-то занять руки, иначе мысли, от которых пухла голова, сведут ее с ума.
Она стала выгружать из пакета вещи. Потертые сапоги в отдельном пакете, шапка, пуховик – «Пуховик надо повесить в шкаф, зачем он здесь. Вот здесь, рядом с шубой, которую она ни разу не надела, все берегла для лучших времен»; больничные тапочки – «Да, тапочки надо тоже убрать, не оставлять же»; теплые колготки, носки, юбка и трикотажная кофточка в катышках – «Сначала постираю, потом решу, что с этим делать»; расческа – «А мама ведь осталась там, когда ее забирать?»; чистое полотенце – «А куда звонить, чтобы похоронить? И как вообще это делается? А это платно? Ну конечно платно, даром только в мешок завернуть»; кружка и ложка – «И что, я должна сейчас на работу ей сообщить? И обзвонить всех знакомых, сказать куда и во сколько приходить?». «А как я буду звонить, если я их даже не знаю никого? И они все будут приходить, сочувствовать и плакать, кто-то искренне, а кто-то фальшиво, обнимать и брать за руку. А я буду плакать в ответ. Ерунда какая, я буду улыбаться, черт возьми, они не увидят моей слабости, я не буду слушать их лживые соболезнования, только пусть это все побыстрее закончится, я не буду слушать, не буду слушать, не буду…»
В этот момент Даша поняла, что держит в руках мамин телефон. Он вибрировал в руках, звук резкий, неестественно громкий разрывал барабанные перепонки и оборвал бесконечный поток непрошеных мыслей. Даша смахнула «Ответить».
– Маришка, я тебе звоню-звоню, ты что не слышишь? Почему так долго отвечаешь? Почему молчишь? Маришка, ответь! Как дела, как ты себя чувствуешь?
– Тетя Лена…
– Даша, это ты что ли? А мама где? Ты с ней в больнице? Как у вас дела? Как все прошло? Дай ей трубочку. Ну что ты молчишь, ну?
– Мама… она…
– Что? – спросила тетя Лена еще спокойно, и хотя она больше ничего ничего не сказала, уже одного этого было достаточно, чтобы стало ясно – она все поняла.