Когда зазвенит капель (Бурбовская) - страница 54

– Мама умерла. – Даша вздохнула и подняла глаза к потолку, чтобы не расплакаться прямо сейчас, но слезы все равно полились, много, как вода, которая сломала плотину и вырвалась на свободу.

– Господи.., – выдохнула тетя.

На какое-то время между ними повисла неловкая пауза, как бывает между двумя малознакомыми людьми, которые уже исчерпали общие темы для разговора и даже обсудили погоду, и теперь не знают, что сказать.

– Когда это случилось? Она мучилась? Даша, ей было больно? Ты была с ней рядом, скажи, она долго мучилась?

– Ночью. Она умерла ночью. Так тихо, что я даже не знаю, когда. Я проснулась утром, думала, она спит. У нее такое спокойное лицо было, как будто она радовалась чему-то.

– Отмучилась, бедная. Где она, в морге? А ты сама где?

– Они забрали ее. Наверное в морге, я не знаю. Тетя, я ведь ничего не знаю, как все это делается, помоги мне пожалуйста.

– Думаешь, я знаю… Ладно, ты дома, да? Никуда не уходи, я приеду сейчас и мы с тобой все порешаем. Кто-то же должен заняться похоронами.

В телефоне что-то щелкнуло и раздались короткие гудки. Даша закрыла чехол, тихонько погладила его подушечками пальцев и прижала мамин телефон к груди. Потом она села на пол, уткнулась лбом в колени и провалилась в пустоту.

Глава 11

Когда приехала тетя Лена, Даша чувствовала себя так, будто проснулась с жестокого похмелья. Голова раскалывалась. Тетя разве что не трясла ее и не щелкала пальцами перед глазами. Нужно съездить в морг. Нужно взять справку о смерти. Нужно заехать в похоронное. Выбрать гроб, венки и памятник. Нужно заказать поминальный обед.

Даша молчала, сверлила остекленевшим взглядом точку на ковре и дышала прерывисто и шумно. И тогда эту ворчливую женщину осенила внезапная догадка. Она сходила на кухню и принесла Даше градусник. Тридцать девять и девять.

Два дня Даша то горела в бреду, то исходила противным липким потом. Она то проваливалась в темный омут, то выныривала на поверхность, спотыкаясь взглядом о застывшее в циферблате время.

Тетя Лена превратилась из размытой картинки детства в надежную опору и все пыталась утешить ее. Слова куцые, несерьезные, цокали на языке как взрывная карамель. Она все сделала сама. Позволила ей просто лежать. Брала ключи от квартиры, приходила и уходила, варила куриный бульон и заставляла Дашу его пить, оформляла все документы, приносила какие-то чеки, квитанции, рассказывала, что выбрала и заказала, кому позвонила и сообщила.

В день, когда хоронили маму, столбик термометра опустился до минус тридцати восьми градусов. Бледный кружок солнца прожигал серое небо, будто кончик сигареты. На улицах Томска парным молоком разлился туман. Он пенился, окутывал молочным толстым слоем шерстяного пончо дома, мостовые, смазывал лица прохожих и превращал свет автомобильных фар в размытые дрожащие кляксы.