Раздвигая руками свисавшие с потолка жгуты мха, Лантея приблизилась к колесу и элегантно опустилась на его край, скрестив ноги. Манс замер прямо перед сестрой, какой-то смущенный и немного потерянный.
– Так о чем ты хотел побеседовать? – первой заговорила девушка.
Помявшись еще несколько мгновений и стуча бусинами своих четок, юноша все же дал ответ.
– Мне не удалось поздравить тебя с совершеннолетием, сестра.
– Ты так желал встретиться и еще раз поговорить со мной, только чтобы поздравить с давно прошедшим совершеннолетием? – нервный смешок вырвался из груди Лантеи.
– Я долго трудился над подарком для тебя, хотел, чтобы он был полезным и нужным…Но все отложилось из-за твоего побега два года назад, а вчера мне не представилось случая вручить его тебе с должной торжественность. Позволь я сделаю это сейчас.
Манс снял с пояса темные кожаные ножны и извлек из них на свет крупный стеклянный нож зеленоватого оттенка с изящным резным навершием, выполненным в виде головы орла. Он склонился в вежливом полупоклоне и уверенно протянул сестре оружие рукоятью вперед. На ней тонкой вязью вились иероглифы, означавшие имя «Манс Анакорит».
Однако Лантея замерла, будто одеревенев, не двигаясь с места и не принимая подарок брата.
– Я сделал его сам, – указал на очевидное юноша. – Надеюсь, он пригодится тебе.
– Ты понимаешь, что творишь?.. – спросила девушка, переводя взгляд с ножа на Манса и обратно. Она хорошо знала, что, по повериям хетай-ра, дарящий оружие, предлагал также свою верность.
– Отлично понимаю, – совершенно серьезно ответил брат, а голос его стал тверже. – Мои вчерашние слова не были пустым звуком, я хочу это доказать. Прошу, сестра, прими этот нож, а вместе с ним и мою преданность. И если я когда-нибудь не оправдаю твое доверие, то верни этот клинок мне… Верни его мне прямо в сердце.
Лантея сжала губы, метаясь в сомнениях. Манс вспомнил один из древнейших обычаев хетай-ра – Mahhamadi, Верность на клинке. Если тот, кто подарит именное оружие, нарушит свои слова, то преданный имел право убить клятвопреступника, и закон не наказал бы его за это. Это была высшая степень доверия, которую обыкновенно изъявляли матриарху. Оттого в свое время матери Лантеи и пришлось расширять личную оружейную во дворце, поскольку ей присягали на верность многие воины Бархана, подтверждая свои слова именными топориками, мечами, кортиками и даже копьями.
– Почему ты это делаешь? – непонимающе спросила Лантея, покачав головой. – Мы ведь даже никогда толком не общались, а ты предлагаешь мне власть над собой.