А вскоре я отчетливо отметил, что мне в нос ворвался неприятный запах прокуренного дыхания и… давно немытого тела. Количество одновременно улавливаемых мной запахов росло в геометрической прогрессии. К неприятному запаху нечистоплотного собеседника передо мной прибавился общий запах сырости пещеры, повеяло вонью из сточной канавы с помоями и нечистотами справа, а ещё возник кислый запах железа, грибов и ещё чего-то, что я просто не мог сразу определить.
Нет. Таких, неопределимых запахов было вокруг меня большинство, что сбивало меня с толку и заставило очень удивляться новым, неожиданным ощущениям. Кроме обострившегося обоняния, моё «ночное зрение» вдруг стало более эффективным. Я видел мельчайшие детали движения дворфа. Пока закрывал ворота, он умело перехватывал свою курительную трубку из руки в руку, а вскоре и вовсе повесил её на специальную петельку на поясе, чтобы освободить руки и с удобством взять с меня плату.
- Вот, уважаемый Дайсуки, - сказал я, протягивая руку и высыпая в подставленную ладонь тридцать золотых монет.
Я сказал это и поразился тембру собственного голоса. Мало того, что я говорил на незнакомом мне языке, так ещё и мерзким, хрипуче-визжащим голоском. От удивления, я даже схватился за странно вибрирующее горло.
- Что?! – упершись удивленным взглядом в стопку красиво переливающихся в свете закрепленного на его шлеме кристалла монеты, вдруг воскликнул коротышка таким же новым для меня, низким хриплым голосом, но я прекрасно понял произнесенный им набор звуков. Смысл вопроса просто прозвучал в голове.
- Впервые вижу столь искусно отчеканенные монеты, - пробормотал он на своём дворфском языке.
Коротышка взял одну монету из стопки в большую, мозолистую ладонь и, поднёс поближе к глазам, после чего ещё и попробовал её «на зуб». Удостоверившись, что перед ним действительно золотая монета, он уверенным жестом вернул мне остальные монеты и запустил руку в большой кошель, так же висевший на его поясе.
Дальше последовали действия, которые ввели меня в ступор. Дворф стал очень внимательно, подсвечивая каждую монету своим кристаллом на шлеме, отсчитывать семьдесят серебряных монет сдачи. Оказывается, цена за проход в городок была названа в серебре, а курс к золотым монетам составлял один к ста, но серебряные монеты дворфа были совсем не такие, как у меня. Они были не только вдвое тоньше и меньше размером, но через одну какие-то кривые, нередко гнутые, деформированные, кроме рельефа потемневшие или наоборот блестящие, как будто их недавно до блеска натерли песком. При похожем размере и рисунке, сложно было найти даже две одинаковые. Короче, монеты дворфа-привратника тоже оказались какими-то слишком настоящими.