Корабль тряхнуло, и движок натужно взревел. Я понимал, что вряд ли даже в свои самые лучшие годы эта посудина проделывала нечто подобное. Но сейчас мне требовалось, чтобы она выложилась на максимум своих возможностей. Пока за моей спиной оставалась детская возня с первыми отметками, я стремительно мчался к тем, которые еще не привлекли всеобщего внимания. Смахнув карту, вывел на экран расположение всех участников и не досчитался уже десятка. Вот ведь идиоты. Как вообще можно было попытаться протаранить кого-то на этой посудине. Тут чихни посильнее – она сама развалится.
На хвост мне пока никто не упал, и я спокойно мог управлять своим временным кораблем, без боязни оказаться втянутым в разборки с недалекими детишками. Половина из них даже не бывала на боевых вылетах. Кто-то удрал с боевого дежурства, кого-то застукали за действиями противоправного плана. Короче, мало тут оказалось реально толковых людей, способных построить план операции и собрать одиннадцать маяков, при этом остаться в живых. Ну, погнали!
Первые точки появились передо мной, словно нарисованные. Чуть сбавив крейсерскую скорость и развернув хвостовые маневраторы так, чтобы они позволяли на несколько секунд зависать в воздухе, я начал быстро собирать отметки второго сектора. Он хоть и считался условно нейтральным, но потоковые осколки от разной плавающей в космосе ерунды при таком состоянии корабля вызывали желание улететь куда подальше. Но все же семь штук уже светились у меня на приборной панели. А это значило лишь одно: еще четыре – и победа моя.
Но как только я расслабился, моего летуна резко завалило на левый бок и потянуло в пике. Пытаясь выправить ситуацию стабилизаторами, я кинул взгляд на панель сканирования и едва слышно чертыхнулся сквозь плотно сжатые зубы. Соперник со второй категорией боевых заслуг обдал меня реактивной струей из форсунок, мешая навигационной системе стабильно считывать информацию. Кажется, он понял, что у меня осталось всего три маяка до победного освобождения всей нашей команды.
Кое-как стабилизировав крен и устранив опасность бесконтрольного опрокидывания, я вжал рычаги до предела, заставляя старушку вибрировать, как сумасшедшую. Если она не развалится, честное слово, выкуплю и подарю жене, пусть радуется драгоценная моя. Ее зеленые глаза со всех экранов милорнов заставляли меня верить в то, что если уж я сам не смогу выбраться, то моя благоверная сделает это через суд и прессу. Боги, благословите тот день, когда я спас дочку Зильмангольдского диктатора с горящего скаунтера. Она теперь мой путеводный свет в бездне космоса.